Мораль ментального мага - Дарья Андреевна Кузнецова
Сюда приводили на экскурсию поступающих, но крайне редко студенты приходили добровольно.
Не обращая внимания на экспонаты, даже более-менее интересные, Книжник провёл спутницу в самый дальний конец зала, занятый громадной статуей дракона. Художественной ценности кусок камня не представлял, но был подарен на открытие университета братом тогдашнего императора, не могли же ему честно сказать, что этого крокодила с крыльями стыдно показывать гостям. Поэтому поблагодарили и припрятали поглубже.
Страховидный зверь лежал, свернувшись клубком и приподняв крыло, из-под которого торчала кривоватая морда.
— Мне нравится сидеть вон там, за его локтем, — махнула рукой Исса. — Уютно. Он не такой холодный, как кажется. А ты?..
Цитрин ответил улыбкой и двинулся в другую сторону, обходя статую. Остановился в районе задних лап, слегка прищурившись, окинул внимательным взглядом, встряхнулся…
Исса даже вздрогнула от неожиданности, когда он быстро прянул вперёд и ловко взобрался наверх, орудуя при этом одной рукой. Кажется, даже магией не помогал.
— Ничего себе… — только и смогла проговорить она.
— Забирайся, — позвал менталист откуда-то сверху, из-за драконьего бедра. — Если хочешь, могу поднять воздушной петлёй.
— Справлюсь, — заверила Исса, тоже примериваясь. Это был вызов: если покалеченный Книжник так ловко вспорхнул, то как может не справиться боевой маг?
Взобралась наверх она не столь прытко и изящно, как Цитрин, но уверенно. Тем более оказалось, что статуя совсем не такая покатая и скользкая, как виделось со стороны. Оттолкнуться от невысокого постамента, ухватиться за глубокий узор чешуи — а там поверхность стала куда более пологой.
— Как ты нашёл это место? — изумилась змея, оглядываясь. У основания крыла статуи была низкая тесная ниша, скрытая от взгляда снизу. Уютная, стоило это признать, хотя даже сидеть здесь во весь рост не получалось, да и вид открывался скучный — на пыльные крышки витрин.
— Случайно. — Книжник устроился в глубине ниши, похлопал ладонью по камню рядом с собой. Аккуратно приобнял за талию, когда Исса села, но змея сделала вид, что не заметила, продолжая осматриваться. — Говорю же, я был очень драматичным подростком и порой утомлялся обществом, жаждал одиночества и изыскивал его здесь, под крылом каменного зверя, — отчётливо другим, насмешливо-выспренным тоном заговорил он. Усмехнулся. — Мне нравилось думать, что эта статуя древняя, этакий задремавший прародитель драконов, и под его крылом я чувствовал себя умиротворённо. Часто сидел тут с книгами, пока учился, приволок подушки, плед — было здорово. Даже, видишь, приловчился забираться с одной рукой, вторая обычно была занята.
— Здорово! Я не догадалась бы лазать по экспонатам. Ты был ещё и бунтарём!
— Немного, — улыбнулся он. — Особенно когда влюблялся, конечно всегда безответно, и совсем не в ту, в кого стоило.
— И часто это с тобой происходило?
— На первом курсе — где-то раз в месяц, — весело признался он. — Потом отпустило. Гормоны, плюс огромный ментальный дар, плюс резко расширившийся круг общения — страшная смесь для восторженного, бестолкового мальчишки, который не умел отличать любовь от восхищения и желания.
— А сейчас научился?
Он улыбнулся.
— Говорю же, глупость прошла быстро, когда накопился опыт. Не собственный, куда больше — наблюдения за людьми. Меня воспитывал отец, и с примерами подобных чувств перед глазами было… негусто. А ты?
— Что — я?
— Ты часто влюблялась?
— Никогда, — пробормотала Исса. — Подруги говорили о своих чувствах, но раньше мне это казалось такой глупостью…
— Что — это?
— Бабочки в животе, — припомнила она, — и прочая ерунда. Я всегда шутила, что, если сердце сладко замирает и стучит с перебоями, надо идти к врачу.
— Раньше, — после короткой паузы повторил Цитрин. Зацепился ведь, запомнил оговорку! — А теперь?
— И теперь не понимаю. Но к врачу не хочется…
Она зажмурилась и замерла, ожидая продолжения расспросов, — но Книжник отступил. Угадал или почувствовал, но продолжать разговор не стал, даже не попытался увлечь жарким поцелуем. Только погладил по плечу и мягко коснулся губами виска.
А всё-таки это здорово — когда кто-то так точно видит твои чувства и, главное, готов с ними считаться.
— Знаешь, это может быть проявлением ментального дара, — рассеянно заметил дракон.
— Что — это?
— То, что тебе не доводилось влюбляться. Другая сторона монеты, как моя повышенная влюбчивость. Твой осколок с акцентом на защиту, вполне могло и здесь сказаться… С цельным-то даром никогда не угадаешь, как шарахнет, а уж с частью!
— Как с последствиями срыва? Какие они могут быть.
— Примерно.
Они замолчали. На музей опустилась прозрачная, плотная тишина.
Некоторое время Иссу не отпускало напряжение, но Цитрин явно не собирался продолжать разговор. Причём, кажется, не из одной только тактичности — он выглядел расслабленным и умиротворённым, дышал медленно и ровно, кажется попросту задремав в тишине музея, и камень под спиной его не беспокоил.
Змея некоторое время разглядывала менталиста — тонкие морщинки в уголках глаз, явно заострившиеся после всех последних треволнений скулы и слегка запавшие глаза. Её переполняли нежность, умиление и глупое желание остаться здесь на несколько дней, просто чтобы Цитрин мог отдохнуть и нормально восстановиться. Он от срыва-то не до конца отошёл, а тут эти приключения…
Одна надежда, что они уже закончились, и дальше ждут обычные учебные будни.
Исса прикрыла глаза, аккуратно склонила голову на плечо Книжнику. Стоило отпустить напряжённое ожидание, и её тоже окутало чувством умиротворения и спокойствия. Про предка всех драконов Цитрин говорил очень образно, но она-то не дракон! Тогда почему ей здесь так хорошо?
Она довольно быстро сообразила и улыбнулась, позволив себе расслабиться окончательно.
Тёплая, тихая, сухая нора, и если немного прислушаться к звериным инстинктам, которые хотя и не давят на разум, но кое-какие особенности диктуют, то…
Когда-то в древности предки Иссы жили в скальных городах — системах нор, пробитых в мягком песчанике недалеко от берега, подобно убежищам звериных сородичей. Она бывала с классом на экскурсии в тех городах, и стоило бы посочувствовать сопровождающим: десятилетки так и норовили разбрестись и забиться в какой-нибудь тёмный
