Вельмата. Длинные тени - Алёна Моденская
— И где нам здесь искать этого Геннадия? — с трудом проговорила Настя. У неё, оказывается, челюсти сжало.
— Ты же прихватила зеркало? — спросил Квиле, останавливаясь на ступеньках. — Достань и попытайся его высмотреть.
Настя коротко кивнула и полезла во внутренний карман пуховика. Достала зеркальце, стала прилаживать его к щеке, чтобы за спиной видеть хоть что-то-то, кроме всепоглощающей мглы. Разумеется, сразу же потеряла равновесие. Хорошо, что её за локоть поймал и удержал Квиле.
— Что бы ты без меня делала, — вздохнул Квиле, глядя вверх.
— Обделалась бы, — пробормотала Настя, стараясь заглянуть в отражение.
Там, в фиолетово-чёрном мраке мельтешили тени, они вспыхивали чернотой и сразу же растворялись. Настя попыталась прикрыть глаза и сосредоточиться на Геннадии Сергомасове. Вспомнила Игоря, его утонувшего отца, потом Герасима Сергомасова, его отца Георгия и наконец самого Геннадия.
И вдруг оказалось, что по обе стороны от лестницы зияют проходы, ведущие куда-то вглубь. Отражаясь от зеркальца, в них попадали солнечные зайчики, запущенные пламенем волос Квиле. Эти лучики выхватывали искажённые ужасом изуродованные лица с пустыми глазницами и искривлёнными чёрными ртами. Некоторые персонажи, совсем истлевшие, дряхлой ветошью сваливались с костей, другие уже давно стали обугленными скелетами, но всё ещё трещали и беззвучно стонали.
— И где же вой и скрежет зубов? — тихо проговорила Настя, следя, как лучик света скользил по веренице искалеченных лысых проломленных голов.
— Сюда не долетает, — ответил Квиле. — Давай шибче. Не самое приятное место.
— Меня тошнит, — прошептала Настя, увидев, как из глазниц одного такого узника вывалились налитые кровью шары.
Действительно, от круговерти казалось, что она вот-вот потеряет сознание, за ним равновесие и сама улетит в такую глушь и глубь, что её оттуда достанут только перед Вторым пришествием.
— Может, спросим у кого-нибудь? — Настя устало опустила зеркало и закрыла глаза.
— Жаль, что здесь нет указателей и списков на стенах, правда?
— Почему все меня спрашивали, как бабушка? — вдруг произнесла Настя, не открывая глаз. — Знали же, что она умерла.
— Разве вы не общаетесь? — буднично спросил Квиле.
Настя не ответила. Просто она вдруг вспомнила, как бабушка Алина, ещё не сломленная болезнью, залезала в подвал с фонарём. Спускалась в люк в подъезде, упираясь рукой в край квадратного провала, и заглядывала за низкую дверку.
Подвал. Фонарь. Колени подогнулись. Настя мягко опустилась на крутую холодную ступень.
— Долго же до тебя доходит, — усмехнулся Квиле.
— А что, нельзя было просто прямо сказать: «Настя, у тебя в доме есть лаз на тот свет»?
— Потому что это другое. Потом поймёшь. Кстати, о свете. Первую свечку зажигай и ставь здесь. Самую толстую.
— И как я её зажгу? — пробормотала Настя, вынимая большую свечу из внутреннего кармана. Потом увидела, как Квиле манерно закатил глаза. — Ты скоро, наверное, сквозь собственный затылок сможешь смотреть, — проговорила Настя, запалив фитилёк от его волос.
— Вообще-то я и так могу, — сухо отозвался Квиле.
Настя оплавила другой конец свечи и прикрепила её прямо к ступени.
— Никто не заденет?
— Нет. Давай ещё спустимся.
Казалось, они прошли всего пару десятков ступеней, а света от свечки почти уже не было видно. Так что пришлось ставить ещё одну.
— Ты когда свечку ставишь, мысленно думай о том, зачем пришла, — посоветовал Квиле.
— Спасибо, очень вовремя. — Однако Настя, глядя на пламя, всё-таки молча позвала Геннадия. И даже будто бы услышала слабый отклик.
Так они спустились ещё на десятки ступеней, поставив по пути семь свечек. Спуск становился всё круче, бледные персонажи, что время от времени попадались навстречу, пропали. Тьма сгустилась, хотя куда уж дальше. От холода кожа на лице начисто потеряла чувствительность.
Негнущимися пальцами Настя достала зеркало, снова поднесла к щеке, мысленно призывая Геннадия Сергомасова. Картинки в стекле становились всё более жуткими — то половина лица, то лицо есть, а лба нет. А в черепе роятся черви.
И вдруг мелькнуло что-то знакомое. Настя ухватилась за руку Квиле, чтобы не упасть, и всмотрелась в невнятное отражение. Действительно, чья-то голова, будто огромными гвоздями пробита — вон они торчат отовсюду. И бакенбарды. Точно, это Геннадий.
— Я нашла, — прошептала Настя, пуская световой зайчик прямо в лоб Геннадия, где зияла тёмно-багровая дырища размером с кулак.
— Ставь свечку и пошли, — тихо произнёс Квиле.
Настя оставила горящую свечу на ступеньке, и они свернули с лестницы. Прошли немного, ступая по узкой ступени, и оказались у большого круглого проёма.
— Кто это здесь? — спросил вполне обычный человеческий голос.
Настя присмотрелась. Сразу за проёмом стояла конторка, а за ней сидел маленький лысеющий старичок, прикрывавший глаза рукой от яркого света.
— Эм… — Настя вопросительно глянула на Квиле. Но по его лицу поняла, что дальше ей придётся действовать самой. Она прокашлялась и сказала: — Мне нужно забрать Геннадия Сергомасова.
— Ишь ты, — усмехнулся старичок. — Забрать. А по что?
— Надо снять проклятие, которое он наложил.
Старичок помычал, будто бы изображая интерес. Потом стал копаться в каких-то пожелтевших бумагах на конторке.
— Так-с. Сергомасов, Геннадий. Ага, вот он, голубчик. — Дедуля надел старомодные очки, с дужкой, замотанной изолентой, и стал беззвучно шевелить губами, просматривая старые листы. Потом покачал головой: — Нетушки. Ему ещё срок не подошёл.
И вдруг откуда-то в воздухе взялась бумажка. Дед ловко её поймал, сосредоточенно прочитал, что там было написано, снова стал перебирать бумаги. Аккуратно вложил листочек в стопку.
— Это молитвы, — под ухом Насти произнёс Квиле. — Записки в церквях видела? Каждая такая строчка уменьшает срок.
— Ясно, — кивнула Настя. Шёпотом спросила: — И что, мне теперь пилить наверх, чтобы по церквям записки подавать?
— Об этом, милая барышня, надо было подумать загодя. — Дед невозмутимо перебирал бумаги.
— Ну, всё-таки, можно как-то решить вопрос? — просительно произнесла Настя.
