Карен Чэнс - Прикоснись ко тьме
Я хотела закричать от разочарования, но его губы прижались к моим губам, и я забыла обо всем на свете. Я провела руками по его спине, ребрам и крепким ягодицам. Он задрожал; ощущать на себе тяжесть его горячего тела было невыразимо прекрасно. Больше всего на свете мне хотелось почувствовать его внутри себя, хотелось так, как никогда в жизни. Однако, ощутив у себя между ног нечто горячее и твердое, я уперлась руками в грудь Мирчи.
– Нет, Мирча, ты же обещал.
Он хрипло засмеялся и поцеловал меня в шею.
– Я буду хорошим мальчиком, дорогая.
Не успела я сказать, что как раз это меня и тревожит, как то горячее и твердое полностью вошло в меня, осторожно, ничего не нарушая. Я была вся в поту, я умирала от желания; все это больше не казалось мне игрой. И тут я подумала, что пришло время вернуть Мирче должок.
Просунув руку между нашими телами, я схватила его член. Он оказался большим и толстым; Мирча сразу напрягся. Я слегка сжала пальцы, удивляясь нежности кожи, и Мирча закатил глаза. Сжимая горячую бархатистую плоть, я чувствовала себя невероятно сильной. Вспомнив, что делала с Луи Сезаром женщина в моем видении, я попыталась это повторить. Несколько ласкающих движений, и Мирча, издав приглушенный крик, содрогнулся с ног до головы. Сначала я подумала, что сделала ему больно, но член лишь увеличился в размерах. Усмехнувшись и глядя Мирче в лицо, я провела пальцем по кончику. На этот раз Мирча вскрикнул во весь голос и уставился на меня широко раскрытыми глазами.
– Кэсси, где… – он облизнул губы, – ты этому научилась?
Я засмеялась.
– Если я расскажу, ты не поверишь. – Я толкнула его в плечо. – Ляг на спину.
Он молча повиновался, и я легла на него, не разжимая рук и вместе с тем стараясь не причинить ему боли, помня, насколько чувствительна эта часть тела.
Сделав рукой то же самое, что он делал со мной языком, я нашла, что его тело восхитительно. Я много раз видела голых мужчин, однако впервые в жизни прикасалась к мужским интимным местам; сознание того, что это Мирча, заставляло мою кровь пульсировать с бешеной скоростью.
Кожа на яичках оказалась невероятно нежной на ощупь; я поглаживала их до тех пор, пока Мирча не застонал и не начал метаться. Все это мне ужасно нравилось – приятно было видеть, как Мирча стал совершенно беспомощным, как растрепались его всегда тщательно причесанные локоны, как покрылось потом лицо. Забавно было видеть, как он широко раскинул ноги, предоставив мне делать с ним все, что я захочу. Его беспомощность возбуждала и придавала смелости. Не могу сказать, что я располагаю богатым репертуаром по части ласк, но память у меня хорошая, и я начала вспоминать все самое интересное, что проделывала с Луи Сезаром француженка. Усевшись у Мирчи между ног, я провела руками по его напряженным мышцам. Он потянулся ко мне, но я оттолкнула его руки.
– Подожди.
Он подчинился, хотя по его глазам было видно, что он явно не привык выполнять приказы. Я вновь взяла в руку член, который внезапно оказался у меня перед глазами. Мирча закрыл глаза, и на его лице появилось выражение полной растерянности. Я принялась поглаживать плоть, не понимая, откуда в глазах Мирчи такая боль, поскольку я вовсе не делала ему больно. «Кэсси…» Его голос сорвался. Я наклонилась и начала медленно водить языком по его напрягшейся плоти. Она была приятна на вкус – слегка солоновата, с привкусом дыма. Мне понравился и запах: от нее слегка пахло мускусом. У меня закружилась голова. Не имея опыта в подобных делах, я все же решила начать с кончика и продвигаться вверх. Я уже начала приводить план в действие, как Мирча вдруг дернулся, и я разжала руку.
– Кэсси, не надо. Я не могу себя контролировать, когда ты…
– Я сказала, лежи тихо, – прикрикнула я.
Мне было необходимо сосредоточиться, а для этого он должен был лежать спокойно и молчать. На лице Мирчи читалось полнейшее изумление.
– Я был уверен, что ты в этом ничего не смыслишь, – начал он, приподнявшись на локтях.
– Вот именно, не смыслю, – строго ответила я. – Так что лежи смирно, а то будет больно.
Он повалился на спину и закрыл лицо рукой. Что-то пробормотал по-румынски, но я не обращала на него внимания. Он знал, что я не понимаю его языка, а я, если бы не была поглощена процессом, могла бы и обидеться. Итак, я вернулась к тому, что заставляло Мирчу стонать. Когда я принялась работать губами и языком, Мирча лежал уже спокойнее, только его тело чуть подрагивало. Кончик мне понравился больше всего, хотя его вкус показался несколько горьковатым. Стоило посмотреть, как, вцепившись руками в края кровати, Мирча изо всех сил старался подавить стон. Тогда я решила выяснить, что же заставит великого Мирчу полностью потерять над собой власть.
Забрав в рот побольше плоти, я как бы случайно слегка сжала зубы – и вот тогда у Мирчи вырвался громкий крик. Уяснив, что крик означает полнейшее блаженство, я начала чередовать легкие укусы с поглаживанием языком, и вскоре Мирча уже не кричал, а тихо подвывал, словно не сознавая, что делает. Спустя несколько минут, когда я спустилась ниже, к яичкам, я обнаружила, что Мирча по-настоящему ослаб. Должно быть, это было самое чувствительное место, а может быть, напряжение оказалось слишком велико. Не успела я понять, что происходит, как он схватил меня за бедра и усадил на себя так, чтобы мы могли соединиться. Это было так невероятно хорошо, так верно и правильно, что я едва не ответила на его зов. Но тут во мне заговорил разум, я вспомнила о цене и откинулась назад.
От резкого движения я потеряла равновесие и скатилась с кровати. Через секунду надо мной возникло недоуменное лицо Мирчи, который, свесившись с матраса, уставился на меня, распростертую на прикроватном коврике. Я закрылась халатом, и глаза Мирчи потемнели.
– Я своими руками разорву этот чертов халат! – гневно заявил он.
Его голос был хриплым, глаза дико сверкали. Я быстро завернулась в халат, как в одеяло. Он, конечно, не шел ни в какое сравнение с горячим телом Мирчи, но думать все-таки легче, когда на тебе есть одежда. У меня прерывалось дыхание, кружилась голова, я хотела Мирчу, и все же я отодвигалась от него до тех пор, пока не уперлась в окно.
– Мы в расчете, Мирча, – сказала я.
Он сел. Видимо, он совсем забылся, поскольку его набухшая плоть сразу напомнила о себе. Мирча поморщился, но продолжал смотреть на меня горящими глазами, в которых метались янтарные, коричные и багровые отблески. Его потемневшие глаза были так прекрасны, что мне захотелось подбежать к нему и броситься в его объятия. Я ухватилась за подоконник и почувствовала, как обожгла меня магическая защита. И все же она была холодной по сравнению с моей кожей, пылавшей, как в огне.
