Нарисую себе сына - Елена Саринова
— А что? — по мне, так уж…
— Я хочу, чтобы вы кое-что в этом парке увидели, — поднялся он, опершись на трость, со скамьи. — Пойдемте, — и первым пошел по аллее. — В своем рассказе о посещении нашего именитого магистра, вы упоминали главный материковый храм Вананды. Помните?
— Да, — нагнала я его через пару шагов. — Так, а он…
— Именно, досточтимая монна. Именно здесь он когда-то и был. Но, к сожаленью, бенанданти от него камня на камне не оставили. И я бы его восстановил, как одну из стел, вы ее еще сможете посмотреть, но… Мне, монна Зоя было очень жаль ради этого избавляться от… Вы его… видите?
— Я его… вижу…
Мало того, я его… узнаю. Мое, трижды являющееся в видениях дерево. Стоящее в центре выкошенной поляны в стороне от уважительно расступившихся дубов. И это была яблоня. Старая, с серым корявым стволом и когтями сухих торчащих ветвей. Хотя, на некоторых из них еще зеленела жизнь и даже… Нет, я не ошиблась… Это дерево уже отцветало. И ветер гонял по траве мелкие пожелтевшие лепестки… Мама моя.
— Ей лет триста, не меньше, — задрав кверху голову, огласился дон Нолдо. А в этом году она, вдруг, решила неожиданно зацвести… Как вы думаете, монна Зоя, почему?.. А теперь скажите мне: разве это не справедливо, вернуть эту священную землю ее законному обладателю? По мне, так выше справедливости нет. И, если вы согласитесь, на что я искренне уповаю, непременным условием моим станет передача права собственности на нее вашему и мессира Виторио сыну. Естественно, когда он станет большим… Монна Зоя, вы меня слышите?..
А я все стояла и молча смотрела на играющую солнечным светом листву. Я его слышала…
Глава 21
Белоснежное шуршащее платье. Карета в цветах и лентах. Умиленные лица родных и шепотом в самое, пылающее от волнения ухо: «Любимая, скорей бы». Голуби высоко в небе. Залихватские переливы аккордеона и шутки со взрывами смеха за длинным столом. И глубокий-глубокий вдох: «Ах, какое же это счастье». А рядом — горячее сильное плечо. Любимое. Навеки. И обязательно тихий рассвет за колыхающимися на окне занавесками. И глаза его близко-близко. А потом…
— … Монна Зоя, вы со всеми пунктами брачного соглашения знакомы?.. Монна Зоя?
— Да-а. Со всеми. Конечно.
— Тогда, подпишите их вот тут и тут… Дон Нолдо, теперь можете надеть символическое кольцо на палец своей супруги… И вы… донна Зоя… Поздравляю вас со вступлением в брак. С этого часа и до момента, отведенного Господом. И да прибудут с вами…
— Сэр Тибиус, я вас прошу не углубляться… Донна Зоя, как вы себя чувствуете?
— Все хорошо, дон Нолдо. И… спасибо вам за все… — вот и все. А мечты…
— Донна Зоя?
— Дон Нолдо, можно вас попросить?
— Я вас слушаю.
— Зовите меня, просто, Зоя. И на «ты». Это можно?
— Это можно. И… Зоя, у меня для тебя подарок. Правда, он припозднился по причине категорического отказа от услуг мага. В общем, посмотри в сторону двери…
— Лю-са… Люса! Мама моя! — да, мечты, они разные бывают. Но, хоб меня побери, на то они и мечты…
Спо в этот раз почивал исключительно «врасхлёст». Это — первое Люсино нововведение. Впрочем, оно ему нравилось. Он даже в «комочек» собираться не стал, раскинув по покрывалу свои маленькие розовые ручки. На дне своей личной кровати. Но, это уже второе «нововведение», от хозяина здешнего дома. Как и пеленальный стол, узкий шкаф, забитый бельем, и глубокое кресло «для кормления». Вся эта роскошь мягко пахла отдушками и сухим свежим деревом. И неизбежно тянула к себе нос:
— М-м-м… Я б сама здесь спала.
— Кстати, как сама спишь? — Люса во всей этой «роскоши» старалась выглядеть важной и строгой. Что давалось ей не так-то легко. Хотя, по-настоящему в трепет ее ввергал лишь дон Нолдо, на которого моя обожаемая нравоучительница взирала, как на каменный монумент (снизу вверх и с открытым ртом). Смуглый вид кудрявого Дахи заставил ее лишь раз перекреститься. Мальчик, на всякий случай, представился Себастьяном и огласил свое вероисповедание. На том и сошлись. Что же до Малая, то огромный волкодав удостоился взгляда: «Что еще за грязь, шерсть, блохи вблизи ребенка?». Псу в ответ хватило ума тут же ретироваться со всем этим «богатством» прямиком на балкон. Но, я думаю, данная тема у нас всплывет еще не единожды. А вот Марит, подружка моя, сразу безоговорочно заслужила глубокую стойкую приязнь. В основном, из-за откровений о моей насыщенной жизни. Ну, да, мне лишний раз самой не краснеть. Все одно бы пришлось. — Зоя, нос свой от перилец то оторви.
— Что? А? Спим мы нормально. Здесь всем хорошо спится. Ты сама скоро поймешь… Лю-са, — протянула с явным удовольствием. — Неужели, ты здесь? Хоть глаза протирай — не верится, — и, на всякий случай, погладила ее по мягкому полному плечу.
С «пыхтелки» моей тут же слетела вся строгость:
— Ох, дочка… А я уж тоже… не чаяла свидеться. После такого-то?
— Люса… да Люса.
— Что?.. Ведь он, капитан этот твой, так меня напугал. Сначала, когда заявился к Дрине в дом, а потом, своими расспросами. Да и письма его…
— Какие «письма»?
— Как, «какие»? — шмыгнула она носом. — Он же мне отписывался о своих поисках, как обещал. Да там, по два слова всего в каждом: «Жива, но, вне зоны досягаемости».
— Это — уже больше… слов. Значит, он и с тобой связь держал?
— Ага. А недавно Арс к нам наведался.
— Заходил?
— Нет, по суше.
— Люса, а почему?
— А кто его знает? Он мне мало что про себя сказал. Переночевал одну ночку и на утро снова подался.
— Куда?
— Так тоже тебя искать.
— Ну, я же говорила? — вставила со своего края кровати Марит.
— Так, а куда мне ему письмо написать? Я лишь в Радужном Роге его адрес знаю.
— А туда и пиши. Все одно домой должен вернуться.
— Угу… Домой.
— Ты о чем, дочка?
— Да так. Мне, просто, привыкнуть надо, что я
