Очень древнее Зло - Екатерина Лесина
А матушкины фрейлины потом долго шептались, меха обсуждая.
Интересно, ей шуба тоже положена будет? И если так, то за счет казны её справят или из собственных средств? Папенька-то часто отказывал, когда Летиция просить на наряды приходила, что, мол, казна оскудела и за счет её никак купить ткани ли, ленты ли, иное что важное, не выходит.
А вот собственное содержание Летиция еще когда потратила.
…у королевы содержание побольше.
Должно быть.
В теории.
Кто-то засмеялся, таким вот на диво нехорошим, скребущим душу смехом, от которого все глупые мысли и вылетели из головы.
— Смотри, — сказали ей.
— Держимся крепко. Даже если покажется, что вы кого-то там видите. Или вас зовут. Или еще что… держимся. Ясно? — теперь голос Яра звучал строго и… жестко?
Пожалуй, что.
Летиция хотела было посмотреть на него, но поняла, что если откроет глаза, то увидит вовсе не виросского государя, а то, что ей покажут.
Но она не хотела.
Не хотела она…
— Я не смогу идти с открытыми глазами, — пришлось признаваться. — Извините. Если… тут умерли люди. Много-много людей. Понимаете?
— Чувствую, — мрачно отозвалась Ариция. — И они никуда не ушли. Как… там, в доме.
В доме тоже были тени.
И призраки.
И…
— Держимся, — сухо велел Яр. И взял за руку. Крепко так. А потом вложил в пальцы что-то мягкое и длинное. И даже этим мягким, руку опутал. — Так надежнее. Я первый.
— Виверн…
— Он мертвый, — Летиция облизала сухие губы. Нехорошо. Нельзя. Потрескаются. Плевать. — Мертвые мертвых не видят.
А вот живых — очень даже. И те, что были на площади, ждали.
— Все. Оттягивать дальше смысла нет, если только…
— Не получится, — голос Брунгильды был печален. — Я пробую, но как будто вязнет…
— Они не дают.
— Идем так быстро, как это возможно. И… Слава, поддержи её тоже.
Кого?
Летицию. Надо же, она снова беспомощна. И…
Шаг.
Ничего не происходит. Разве что шепот в голове теперь звучит громко, почти криком.
— Смотри!
Нет. Она зажмуривается.
Смех. И крик:
— Слава… Императору…
Этот крик доносится словно издалека. И тоже не стоит вслушиваться. Души… души не способны навредить живым. Так говорил наставник. И еще про то, что на самом деле Летиция не с душами дело имеет, а с их остаточным отпечатком. Что души в миг смерти уходят к Пресветлым Сестрам, дабы обрести вечный покой и благость, а вот в телах остаются некие эманации.
Смерти.
Да, об этом стоит думать.
Идти и думать. Опираясь на руку, которая сильна и тепла. И он совсем-совсем не похож на кавалеров двора. А их ведь много. И тот, за которого Летиция едва не вышла замуж, он… как его звали-то? Надо же. Она едва не связала с человеком жизнь, а теперь получается, что и имени не помнит. Как такое вовсе возможно?
Выходит.
Грохот какой…
— Слава Императору!
— Вы тоже это слышите? — нервно интересуется Мудрослава. — Будто… голоса какие-то… и кричат.
— Слава Императору! — повторила Летиция. Звук собственного голоса показался неприятным. И странным до крайности. Разве у нее такой вот, скрипучий, дерущий душу, голос?
Нет, конечно.
Это те, что ждут.
Давно… они так давно… ждали… и вот дождались.
— Туман поднимается.
Брунгильда. А ведь Летиция видит и с закрытыми глазами.
— Если так, то мы потеряемся…
Брунгильда светится изнутри ярким оранжевым светом. Как… нет, не свеча. Или свеча, но очень большая? Главное, этот огонь отпугивает прочих. А вот сестра — бледно-зеленая. И не пламя — марево… зыбкое такое, жутковатое, честно говоря.
Так выглядит некромантия?
Яр золотой.
…вироссцы предлагали ссуду, но что-то пошло не так. Они хотели концессий и льгот, но этого все хотят. Еще кораблей. Корабли у Вироссы есть, но какие-то совсем худые. И если с концессиями еще ладно, то корабли Совет не одобрил. А папенька слишком много Совету задолжал, особенно отдельным советникам, чтобы их не слушать.
Не сложилось.
Но золото красивое. Не яркое. Скорее уж… сестра его бледно-голубая, а вот сама Летиция — пурпурная, злой какой-то цвет, но насыщенный.
Пурпурные оттенки ей не шли, как и другие слишком яркие. Хорошо, что яркость давно не в моде.
— Слава, слава… — крик оглушил. И Летиция споткнулась. Она бы, может, упала, но её подхватили и удержали.
— Их так много…
— Туман выше нас.
— Брунгильда, — все еще скрипучий голос, как у старухи. А оперная дива, которую папенька иногда навещает, пила для голоса сырые яйца. Гадость. Но как бы самой Летиции не пришлось последовать…
— …Императору!
Оглушили. Почти.
— Брунгильда, ты еще видишь статуи?
— Да.
— Запомни их. А потом… попытайся проложить дорогу.
— Я не открою её!
— И не надо! Просто проложи. Я вижу…
Огненная нить протянулась сквозь пустоту.
— Теперь и я вижу, — с удивлением сказала Брунгильда. — Я когда-то… маленькая еще была, не умела толком по звездам считать. Но уже в море выходила. Тайком. Все хотелось показать, что взрослая. Так вот… однажды лодку вынесло от берега и в открытое. Я не сразу поняла. Там же ж это быстро, вот вроде берег, земля, а вот уже и нет. И всюду, куда ни глянь, вода. Море. Те, кто давно ходят, они поймут. И по звездам вернуться смогут, и вовсе волну отличат.
— А там есть чего отличать?
— Конечно. У берега волны совсем другие. Но я сперва думала, что все уже. А потом вдруг поняла, куда править надо. И не ошиблась. Правда, все одно не успела. Хватились. Выпороли.
Нить была крепкой.
И хорошо.
Главное идти, не останавливаться.
Глава 34 О том, почему не стоит смотреть в бездну
«А из всех девиц искать надобно такую, чтобы хвалили её не за красу, но за скромность да нрав добрый, за руки умелые, ибо с того дому мужьему лишь прибыток станет. Краса же скоротечна и пагубна для души, ибо иная, услышавши от людей, что красива она, возгордится премного. И в гордости этой решит, будто бы стоит она надо всеми, и над своими родителями, и над мужем, и над семьею его. Станет она требовать от мужа покорности и восхищения, а еще даров всяческих, грозясь, что, ежели не станет он баловать, уйти к другому, тем позор немалый учинивши».
Сто советов о правильном выборе жены
Главное — идти. И держаться.
Не позволить себя закружить в танце… танце?
Грохот барабанов. Костры,
