Как повываешь? - Жаклин Хайд
Вода плещется в моих ушах, когда я качаю головой из стороны в сторону в ответ, не в силах говорить, настолько поражена этим моментом. Звезды над головой и его поддержка заставляют меня чувствовать себя в полной безопасности. Я не могу удержаться и обвиваю его шею руками, притягивая ближе, пытаясь переместиться и обвить ногами его талию.
Как будто его прикосновения заводят меня, возбуждение пронизывает насквозь.
Шерсть прорывается наружу, когти выдвигаются, и я пытаюсь отстраниться, чтобы случайно его не поранить.
— Похоже, двадцати минут мне не хватило, чтобы не обернуться волчицей, — шучу я, не уверенная, виноват ли в этом сахар или пульсирующее вожделение.
Вода завихряется, когда он хватает мою покрытую мехом руку и кладет ее на свою обнаженную грудь.
Шерсть покрывает его тело быстрее, чем мое, когда он решает обернуться, и его форма становится звероподобной.
— Тебе не нужно волноваться о когтях со мной, Уитли, — говорит он, а затем зарывается лицом мне в шею и рычит. — Ты даже не представляешь, как сильно я…
Он обрывается на полуслове, но я и так чувствую его твердость, прижимающуюся ко мне.
Я улыбаюсь ему, чувствуя себя красивой и хрупкой из-за того, как легко он поднимает меня в воздух и принимает в этой новой форме. Мы плаваем какое-то время, пока жар в теле немного не спадает, а вода продолжает успокаивать и расслаблять.
— Хочешь побегать? Это высвободит эндорфины и поможет тебе почувствовать себя лучше. Если нет, мы просто пройдемся по списку, пока не найдем что-то, что поможет, — говорит он, вытаскивая меня из воды и направляя к берегу.
Я тронута тем, что он не оставляет меня наедине со своими переживаниями, это согревает изнутри.
Я напрягаю руки и верчу ими туда-сюда, пораженная тем, насколько по-другому все ощущается. Кожа почти мгновенно высыхает, словно вода просто стекает с меня. Однако шерсть остается влажной. Я запрокидываю голову и смотрю на звезды, на видимые галактики, а на глаза наворачиваются слезы из-за того, насколько я в гармонии с собой.
— Я хотел показать, как наши тела ведут себя в воде. Иногда прохладный бассейн или озеро могут действовать успокаивающе, особенно во время болезненного превращения. Я много времени провел в этом озере, — тихо говорит он, переплетая наши когтистые пальцы.
Я смотрю в его глаза и понимаю, что этот мужчина действительно любит меня.
Одна из больших, когтистых рук нежно касается моего лица, мягкой подушечкой ладони поглаживая кожу, и из моей груди вырывается глубокое мурчание. Это заставляет его хвост завилять, а на губах появляется волчья улыбка.
Возможно, мы дарим друг другу покой, потому что я не могу представить, через что ему пришлось пройти. Мне все еще сложно осознать, насколько он стар, и что все это значит. Я продолжаю бояться, что это нереально, и боюсь проснуться и обнаружить, что это был всего лишь сон.
Но я не верю, что какой-то сон смог бы создать все это.
Я убираю короткую гриву с лица, чтобы рассмотреть его получше. Желтые глаза, смотрящие на меня, красивы, превращаясь в расплавленное золото, когда он пристально смотрит в ответ. Я опускаю взгляд на его массивное волкоподобное тело.
Моя шерсть короткая светло-коричневая, как песочный или карамельный цвет, в то время как его мех такой темный, что почти черный, и он намного выше меня.
Он напоминает мне Чудовище из диснеевского мультфильма — большой и неповоротливый с когтистыми лапами. Его размер и темная грива вызывают у меня желание взобраться на него и потереться о него лицом.
Я с трудом сдерживаю дрожь возбуждения, просто глядя на него.
— Ты выглядишь так круто, — говорю я, рассматривая густую шерсть, пушистый хвост и массивные плечи.
Я знаю, что в человеческом облике Коннор примерно шести футов (прим. 182,88 см) ростом, но в таком виде он почти семь футов (прим. 213,36 см). Я по-волчьи фыркаю, осознавая, что едва выросла.
— Я не становлюсь особо выше, да?
Его морда качается из стороны в сторону.
— Нет. Ты все еще мягкая и женственная.
Потребность бежать переполняет меня, и, повинуясь импульсу, я протягиваю руку, игриво высовываю язык и облизываю его щеку. Глубокий цитрусовый и сандаловый аромат ударяет в нос, и я немного таю.
— Поймай меня, если сможешь, — игриво напеваю я, прежде чем оттолкнуть его.
Когтистые лапы рвут землю, когда я мчусь на полной скорости сквозь лес. За мной поднимается вой, и я громко тявкаю в ответ. Мы бежим, кажется, целую вечность, пролетая между деревьями, пока вдалеке не завывают настоящие волки, а Коннор подает им знак в ответ.
Он останавливается у основания большой сосны, и я наклоняюсь и беру в руку сосновую шишку. Я бросаю ее в него, чтобы привлечь внимание, и желтые глаза останавливаются на моих, когда он легко ловит шишку, прежде чем бросить ее обратно.
— Беги, — говорит он, отводя руку назад для броска.
Моя мордочка озаряется счастливой улыбкой, и из груди вырывается смех, восторг заполняет вены, пока мы играем, перебрасывая друг другу сосновую шишку на бегу через лес.
Небольшая, но постоянная искорка возбуждения теплится внутри, и я так благодарна, что нахожусь здесь — что я с ним. Если у меня есть хоть малейший шанс на счастье с этим мужчиной, который делает все возможное, чтобы показать, насколько я для него важна… я не упущу его.
Мы наконец замедляемся, оба тяжело дыша, и он возвращается в свою человеческую форму. Я следую его примеру и чувствую себя гораздо лучше после того, как выпустила энергию. Даже спазмы стали слабее, почти привычными.
— Одетт говорила что-то о необходимости бегать по несколько миль в день, чтобы спонтанно не обрастать шерстью? — я выгибаю бровь, глядя на него.
— Это потому, что я так и делал — триста лет назад, — отвечает он. — Но у тебя гораздо больше контроля, чем было у меня. Похоже, ее теория о том, что у тебя в роду был ликантроп, может оказаться верной.
Он прижимает меня к обнаженной груди, и я сворачиваюсь в клубок у него на руках, чувствуя себя довольной и в безопасности. Меня совершенно не волнует, что я голая, как младенец, как бы сказала моя бабушка, и к тому же вся в грязи.
Он зарывается лицом
