Апельсиновый вереск. По ту сторону Ареморики - Вайолет Девлин
И до сих он не мог оправится от горя и несвойственной ему эмоции, сожалеть о чем-то. Понимать, что этот мир стал только хуже, и он сам его таким сделал. Собственными руками, запятнанными ее кровью.
— Этого не может быть, — Фонзи смог моргнуть и даже сделать шаг. Он рассмеялся, и смех этот был полон безумия. — Шутка, да?
— Не шутка. — Продолжал топтать его сердце Хагалаз. — Кэрролл умерла, так и не покинув границы империи.
Фейт уткнулась в плечо Кевина, беззвучно рыдая. Тот гладил ее по волосам, нашептывал что-то успокаивающее, хотя у самого в глазах стояли слезы. Фонзи схватился за голову.
“Они все любили ее. Ты поступил как чудовище. Отнял жизнь, хотя сам дорожил девочкой не меньше”,— шептал внутренний голос мужчины. Да, все было именно так. Вина и горе теперь с ним на всю жизнь. Он будет нести этот крест и каждый день просыпаться в ужасе от звона разбитого хрусталя.
— Что скажете теперь? — выдавил он. — Хотите оказаться в королевстве?
Фонзи медленно поднял голову. В его покрасневших глазах полыхнула злость. Не меньшая злоба и ненависть, которую он испытывал к маленькому народцу. Хагалаз надеялся, что всадники оставят эту идею, когда их цель падет, но он не подумал, что у них появится новая.
— Хочу, — хриплым голосом ответил Баррад.
Аврелия улыбнулась ему. В ее глазах отражалась жалость. Хагалаз же разглядел там только холодный расчет. Она воспользуется ими и выбросит, когда сочтет нужным. Он пытался их спасти.
Но в итоге не спас никого.
— Отлично, — с улыбкой пропела Аврелия, не замечая громкие всхлипы Фейт. — Выдвигаемся завтра на рассвете. Я пойду с вами.
Йера каркнул и взмахнул крыльями, задев щеку Хагалаза.
“Она убьет его”, — говорил Йера.
“Или он убьет ее”, — подумал хьенд.
Он знал, почему Аврелия рвется в империю. Дело вовсе не в котле. Теперь у них с Фонзи одна цель, а если змея нашла себе союзника, то уже не отпустит его. Вонзится ядовитыми клыками в плоть, пока не отравит изнутри.
Громко хлопнув в ладоши, Аврелия увела Кевина и Фейт из помещения обратно на первый этаж. Когда Фонзи собирался уходить, Хагалаз окликнул его:
— Баррад, — он взглянул на медальон, — для тебя у меня особое поручение.
Этери
Как только Авалона и Элфи исчезли за дверью, Тавин схватил Иэна, скручивая ему руки. Мужчина ударил альва в челюсть и попробовал выбраться из хватки, но Тавин достал из нагрудного кармана причудливой формы флакон. Он напоминал вытянутую зигзагообразную колбу. Сдерживая напор всадника, страж распылил черный порошок, вдохнув который, Иэн погрузился в сон.
— Зачем? — сдавленно проговорила Этери.
Она впервые могла повлиять на игру, которую затеял альв. Мастерски орудуя словами, Элфи перевернул всю их историю. Теперь Этери не просто вздрагивала, услышав голос всадника, но и чувствовала его холодные руки на своей талии. Нужно отдать Иэну должное, играл он так, что Этери сама почти поверила, что они много лет женаты. Даже его взгляд, обычно такой холодный, без искры и огня, внезапно потеплел. Она могла украдкой наслаждаться его едва заметной улыбкой. Этери не знала, откуда у нее появилось это неведомое влечение к тому, кто заковал ее в оковы, но не хотела, чтобы оно проходило.
Этери жаждала еще раз, всего один, услышать, как его бескровные губы произносят“любимая”. Нет, Иэн вовсе не был ее идеальной мечтой. Он пугал ее до дьяволят в глазах, напоминая ожившие образы злодеев из сказок.
Но когда он крепко сжимал ее ладонь, сердце Этери подскакивало к горлу, отказываясь возвращаться на место.
Рядом с всадником девушка чувствовала себя защищенной. И только что Тавин отобрал у нее это чувство.
Страж не ответил. Немым кивком он попросил ее пройти с ним, а Иэна перехватил через пояс, словно тот ничего не весил. Этери пришлось тенью двинуться следом. Когда они поднимались по лестнице, она не выдержала гнетущего молчания и сказала:
— Отпусти его, пожалуйста.
— Не могу, — тихо отвечал Тавин. Его манящий, как и у всех альвов, голос разносился эхом по замку, — Приказ.
— Ты не понимаешь. Он дорог мне, — почти взмолилась Этери. Она помнила о маленькой лжи, к которой пришлось прибегнуть. Слова Этери были продиктованы не только страхом за собственную жизнь, но и опасением за жизнь всадника. Элфи предупреждал ее. Все в этих стенах, начиная от зеленых потолков и заканчивая мраморными скульптурами, было пропитано ядом обмана, коварства, порока. Ей не протянуть здесь более трех дней.
Тавин даже не подумал замедлить шаг.
Поднявшись на последний этаж, он повел ее через темные коридоры. Этери пыталась запомнить, куда они идут, чтобы потом попытаться сбежать, но из-за потемок она могла сосредоточиться только на том, чтобы не врезаться в спину Тавина.
“Все альвы такие…?”, — подумала Этери, вспоминая свое знакомство с Элфи. Чем ближе он был к смерти, тем более человечным становился. В конце концов, если дух природы не вернет свои крылья, то станет смертным, а это нанесет последний, решающий удар по его самолюбию.
Страж остановился около пустой стены. Ничего, кроме побегов плюща и диких роз, к которым так хотелось прикоснуться, на ней не было. Альв провел рукой гибким растениям, едва касаясь пальцами, и Этери увидела, как из-под его ладони вылетают тонкие светло-зеленые нити. Они впитывались в побеги, и холодный серебристый свет разрывал плющ изнутри. Нехотя, он начал шевелиться, расступаясь и пропуская их к маленькой дверце, которую Этери поначалу не заметила. Красное дерево исцарапано когтями, а золотая ручка почернела.
Тавин распахнул дверь, приглашая Этери внутрь. У нее создавалось четкое ощущение, что ее заманивают в ловушку, словно маленькую наивную мышь. С другой стороны, она же Лилит Пендрагон, дочь самого короля, что ей могут сделать?
Как выясниться позже, много чего, о чем Этери даже не подозревала. Но тогда она еще не знала об этом, а потому неспешно вошла внутрь.
Дверь захлопнулась. Стены содрогнулись. Послышался противный звук ползающих растений, от которого Этери поморщилась.
Ее заперли.
Руки покрылись неприятными мурашками. Этери начала усиленно их растирать, чтобы избавиться от остатков страха. Дверь заперта. Это не повод для паники. Подумаешь… Она найдет, как отсюда выбраться.
Собрав последние остатки сил, на которые была способна, она огляделась. В огромном помещении витал горьковатый аромат трав и цветов. Это одна из самых больших странностей этого места, ведь в отличии от полностью захваченного растениями замка, в комнате не было ни единого побега. Даже фарфоровая ваза, стоящая на прикроватной тумбочке около широкой
