Печать Индиго. Владыко Миров (3 книга) - Арина Теплова
— Она жива! И я знаю, где она! — выпалил ей в лицо Соколов, переводя лихорадочный взор на Росану.
— Что? — спросила Росана. — Кто?
— Слава!
— Слава? — опешила девушка и яростно воскликнула. — Она не может быть жива!
— Она жива, поверь мне! — продолжал Владимир, уже натягивая плащ. — Илларионий видел ее!
Лишь минуту Росана диким взором смотрела на любимого, чувствуя, как рушатся все ее чаяния и желания. И уже через миг, ничего не понимая, зло прошипела одними губами:
— Но они обещали, что она умрет еще полгода назад. Слава не может быть жива!
— Как ты сказала? — процедил Владимир и обернулся к Росане.
Лучезар обратил строгий взор на внучку и произнес:
— Что ты говоришь, Росана?
— Эта девица спуталась с Темными, и именно она помогла им пленить твою Славу, — вымолвил вдруг Илларионий. — Я явно прочитал ее мысли теперь!
— Росана! — выдохнул в ужасе Лучезар.
— Да, это я помогла Темным! — вскричала Росана в исступлении. — Потому что ты, Владимир, мой суженый! И должен стать моим мужем!
— Так это ты предатель, про которого говорил Лионель?! — прохрипел пораженно Владимир.
— А эта девица не заслуживает тебя! — выплюнула она, вставая у него на пути.
— Это не тебе решать! Отойди! — процедил Владимир.
— Внученька, неужели все правда, и ты… — лепетал болезненно Лучезар, заламывая дряхлые руки, не в силах поверить в то, что его внучка сама встала на сторону Тьмы, чтобы завлечь Владимира.
— Да! Она мешала, а я так люблю Владимира, — вскричала безумно Росана в сторону деда и вновь обернулась к Соколову. — А Темные обещали помочь, потому что Владимир должен быть только моим!
— Ну и девица, — произнес мрачно Илларионий.
— Она не сможет любить тебя так же истово, как я! — выпалила в исступлении девушка.
Мужчина неумолимо затянул свою суму на поясе и, вперив в Росану лихорадочный взор, сказал:
— Твоя любовь темна, как ночь, ибо ты даже не осознаешь, что сделала. А она мой Свет. Прощай…
Он стремительно обошел ее и устремился к выходу. Уже через миг он выбежал наружу. Росана бросилась следом. Но перед ней встал Лучезар и с болью вымолвил:
— Остынь, глупая! Ты хоть понимаешь, что ты сотворила?
— Пустите, дедушка!
— Нет, не понимаешь, как я вижу… — с болью выдохнул старец. — Он был в плену у Темных, и был вынужден не по своей воле служить им. Но ты! Ты сама, по своей воле выбрала тьму! Как ты могла, Росана?! И ты моя внучка…
Астрахань, особняк Артемьева,
1719 год, Апрель, 16,
С самого утра Слава чувствовала боли внизу живота. С каждым часом судороги в ее чреве становились все чаще и к вечеру начали повторяться каждые четверть часа. Боль так же нарастала с каждой последующей схваткой. Девушка стискивала зубы и закрывала рот рукой, чуть присев на колени, дабы не закричать. Она знала, малейший ее крик привлечет внимание. Она не хотела, чтобы ее услышали слуги и доложили Федору. Но ближе к полуночи боль в ее чреве стала просто невыносимой. Схватки уже повторялись каждые десять минут, и Слава, как ни пыталась, не могла сдержать низких хриплых стонов. Она пыталась уткнуться в подушку, дабы заглушить свои крики, но глухие звучные стоны молодой женщины были вскоре услышаны одним из слуг.
Хотя Федор и обещал позвать к ней повитуху, Слава, опасаясь угроз Федора и слов о том, что он сам намерен присутствовать при родах, чтобы потом немедленно удавить малышей, пыталась до последнего скрывать свое состояние. Около трех часов ночи за дверью послушались шаги. В замке повернулся ключ. Слава, испуганно вскрикнув, посмотрела на открывающуюся дверь, опасаясь, что это ее мучитель.
Но с комнату тихо проскользнула Марфа со свечей в руке и небольшим тюком, осторожно прикрыв за собой дверь.
— Я пришла помочь тебе, Слава, — объяснила Марфа, раскладывая на столе белые простыни. Она на миг вышла и вернулась вновь, внеся большое ведро с водой. Молодая баба начала наливать теплую воду в небольшое деревянное корыто, стоящее на столе.
Слава непонимающе следила за всеми ее действиями и сказала:
— Но Марфа, Федор запретил тебе приходить ко мне.
— И что? — обернулась та, подбоченившись. — Ты моя подруга, и что мне до его запретов? Тем более он пьян теперь в стельку. Не увидит меня. Воды вышли?
— Да, только что...
— Что ж, видать, уже скоро, — заметила Марфа. — Давай я помогу тебе лечь...
Поблагодарив Марфу, Слава тяжело направилась к кровати. Однако сильная боль заставила ее замереть, и она глухо застонала. Боль разрывала все ее внутренности. Марфа помогла ей взобраться на постель.
— Встань на колени и чуть раздвинь ноги, так будет легче, — посоветовала молодая баба. — Дыши глубоко, как только боль схватит.
Слава кивнула. С каждым мигом муки становились все сильнее. Покрытая испариной, она встала на колени, слушая советы Марфы. Нутро Славы в очередной раз болезненно сжалось, и она глухо застонала, пытаясь сдержаться.
— Покричи, не сдерживайся. Легче будет, — велела ей Марфа.
— Нет, он услышит... — прошептала из последних сил пленница, стиснув зубы до скрежета.
— Бледная ты больно. Еще случится чего... — последнюю фразу Марфа пробубнила себе под нос, чтобы Слава не расслышала. А затем громче добавила: — Встань, немного походи, может, легче будет...
Уже на рассвете, измученная бесконечной нечеловеческой болью, мокрая от пота и слез, Слава, лежала, изгибаясь на кровати.
Немного позже Марфа велела:
— Тужься, тужься, еще немного! Показалась головка. Напрягись!
Собрав последние силы и ощущая поддержку Марфы, Слава схватилась за край кровати дрожащими руками и глухо завыла, пытаясь наконец выродить долгожданный плод из своего чрева.
— Мальчик! Пухленький мальчик! — воскликнула Марфа, доставая младенца. Женщина, осторожно удерживая окровавленного младенца в руке, отрезала ножом пуповину. — Погодь! А вот и еще один! Девка! — Марфа положила малышку на кровать вместе с братом и велела. — Давай еще немного, послед остался, — она сильно надавила на живот Славы, и через пару минут вышли остатки. Марфа довольно улыбнулась Славе и сказала: — Сейчас детятей оботру и дам
