Время вспоминать - Злата Иволга
— Хуана Лопеса выпустили? ―удивилась Хоакина.
— Ну а как же, ― ухмыльнулся Эспиноса. ― Сеньор Агилар и сеньор Феррейра от чего-то прониклись человеколюбием и похлопотали за него.
Хоакина вопросительно уставилась на мужа, но тот только покачал головой, словно обещая потом объяснить. Впрочем, ей и без того было все понятно. Об участии супруга в этом деле она догадывалась.
Снова раздался дверной звонок, и все присутствующие переглянулись.
— Мы больше никого не ждем, ― сказал Фернандо.
Появился Педро и доложил, что пришла сеньора Кармен Руис к сеньоре.
— У нее роскошный букет цветов и корзина с апельсинами, ― добавил синекожий.
— Наверное, она услышала, что я вернулась домой, ― сказала Хоакина.
Она по очереди посмотрела на чуть нахмурившегося Фернандо и скептически приподнявшего бровь инспектора, который хотел рухнуть в кресло, но не успел.
— Ну, не выгонять же ее. Пусть посидит, ― наконец решил Фернандо. ― Все равно потом новости разлетятся по всему острову. Педро, пригласи сеньору.
Кармен выглядела непривычно в скромном платье цвета свежей листвы и убранными в простую прическу волосами, но ей невероятно шел и такой образ. Она поздоровалась, передала букет Педро, а корзинку отдала прямо в руки Хоакине. Апельсины были яркие, крупные, их очень хотелось съесть прямо сейчас.
— Я так рада, что ты нашлась, ― сказала Кармен. ― Мы с Хорхе боялись, что… ― она запнулась. ― Все эти убийства… Я очень волновалась, ― с грехом пополам закончила она и посмотрела на Эспиносу. ― Я не сильно помешала?
— Ничего страшного, ― отозвался Фернандо. ― Присаживайтесь, сеньора. И вы тоже, инспектор.
Полицейский с явным облегчением занял вожделенное кресло, а Кармен присела на соседнее, кидая на соседа любопытные взгляды.
— Итак, бог с ним, с Лопесом. ― нарушил наступившую тишину Эспиноса. ― Что вы хотели сообщить мне, сеньора де Веласко? Кстати, я тоже несказанно рад, что вы живы.
— Благодарю вас, ― сказала Хоакина. Однако сколько людей успело похоронить ее! ― Насколько я понимаю, вы уже арестовали Габриэля, садовника в Хрустальном ручье. Я официально заявляю, что он напал на меня и пытался убить.
И она кратко рассказала о том, что случилось с ней в среду днем, само собой, промолчав о Карлосе Гонсалесе.
— Какой ужас! ― воскликнула Кармен, когда она закончила. ― Хорошо, что его арестовали.
— И проблем отдать его под суд не будет, ― кивнул Эспиноса. ― В его доме нашли пресс-папье в форме дельфина, испачканное кровью, и сумочку сеньоры де Веласко. Кстати, в ней был пистолет. Сеньор Агилар уже опознал и то, и другое. Я пытался узнать у парня, что с вами случилось, но он молчал.
— Как вы его заподозрили? ― задала Хоакина интересующий ее со вчерашнего дня вопрос.
Инспектор улыбнулся.
— Благодаря вашей настойчивости, сеньора де Веласко, ― признался он. ― Вы обратили на него мое внимание. Из всех слуг Хрустального ручья только садовник жил в Трех пальмах, так близко от плантации. А ваше исчезновение заставило меня на всякий случай запросить подробные данные в полиции Пуэрто-Мариска. Когда они сообщили его настоящую фамилию, я заподозрил сговор и допросил кухарку Милагрос.
— И что? ― подалась вперед Хоакина и поморщилась от боли в ребрах.
— Фамилия покойного супруга Милагрос была Аррохо. У Габриэля такая же, он ее внук.
— Ох, ― донеслось со стороны Кармен. Она открыла сумочку, покопалась в ней и вытащила блокнот и небольшой карандаш.
А Хоакина потрясенно молчала. Вот он, недостающий кусочек головоломки. Наконец-то можно сложить целую мозаику.
— Так вот оно что, ― наконец, произнесла она. ― Вот оно что. Сын. Еще один сын. Кто бы мог подумать.
— Дорогая? ― раздался обеспокоенный голос Фернандо.
— Инспектор, ― обратилась к нему Хоакина, ― вы нашли еще что-нибудь или кого-нибудь в доме Габриэля?
— Нет, ― настороженно ответил Эспиноса.
— А бокора, который помогал ему?
— Тоже нет. Но Суарес…
— Значит, сбежала, ― перебила его Хоакина. ― Она очень опасна, инспектор, надо немедленно поймать ее.
— О ком вы говорите, сеньора? ― немного сердито спросил Эспиноса.
— Ракель Аррохо, мать Габриэля и дочь Милагрос. Она помогала ему. Вот кто напал на меня прошлый раз.
Последовала пауза, только отчетливо слышалось скрипение карандаша Кармен.
— Мать Габриэля Аррохо умерла, ― сказал Эспиноса. ― В полиции Пуэрто-Мариска вряд ли ошиблись. Есть свидетельство о смерти и запись в церковной книге.
— Все верно, она умерла, ― кивнула Хоакина.
Она помолчала, смотря на недоверчивые лица полицейского и подруги, а затем продолжила:
— Год назад мы с Фернандо были в Пуэрто-Мариска. Я ждала его в большом городском парке, пока он договаривался об аренде электромобиля, и одна женщина присела рядом отдохнуть. Мне бросилась в глаза ее необычная шляпка, старомодная, похожая на колокол с большими полями, но красивого фиолетового цвета. Я сразу поняла, что женщина чем-то тяжело больна, она была бледна и дышала с трудом. Мы разговорились. Она назвалась сеньорой Ракель Аррохо. Узнала, что я приехала с Коста-Лунес и принялась расспрашивать о соседях-плантаторах. Боюсь, именно тогда она и узнала, что у дона Марсело, ее старого знакомого, как она сказала, погибли жена и сын. И, могу предположить, решила привезти ему нового наследника, своего сына.
— Но позвольте, ― возразил Эспиноса. ― Нет никаких доказательств, что Габриэль сын старика.
— Учитывая, как принял его дон Марсело, он в это поверил, ― качнула головой Хоакина. ― Думаю, он знал, что дочь кухарки была беременна от него, когда сбежала с плантации. Он дал незаконному сыну работу, дом, а затем исправил завещание, оставив Милагрос, его бабушке, крупную сумму денег. Полагаю, это все, что он посчитал нужным сделать для сына Ракель. Основным наследником остался Хуан Мануэль.
— Сеньора де Веласко, ― с сомнением сказал Эспиноса. ― Если даже вы правы, что пока нуждается в проверке, какое это имеет значение? Ракель Аррохо умерла перед самым отъездом Габриэля на Коста-Лунес.
— Ракель Аррохо и есть тот неуловимый бокор высокой ступени, которого вы искали. Подозреваю, что даже не седьмой, как Суарес, а восьмой, высшей. Иначе она бы не сумела оживить себя после смерти. Хотя это вряд ли можно назвать жизнью. Я видела ее уже здесь, в Буэнавентуре.
Кармен усердно писала что-то в блокноте, Фернандо, который почти все знал, спокойно раскуривал сигару, а вот Эспиноса выглядел все еще недоверчивым и очень сердитым.
— Нет, не может быть, ― шумно выдохнул он. ― первый раз о таком слышу. Ракель Аррохо белая. Я уж не говорю о том, что женщины не практикуют темную часть вуду.
— Не практикуют не значит не могут, ― сказала Хоакина. ― Хуан Лопес метис. Он утверждал, что для вуду не имеет значения,