Кто я для тебя? (СИ) - Белицкая Марго

— Уехал. — В голосе Людвига ясно прозвучало невысказанное «как я его не уговаривал».

— Ясно…

Юная пара вышла в зал и закружилась в вальсе, Эржебет, прислонившись к косяку балконной двери, наблюдала за ними.

«Мы с Гилом точно также могли бы танцевать сейчас. Он ведь умеет, хоть и не любит… Ведь Аличе права. К чему все эти надуманные сложности? Почему просто нельзя быть вместе? Все-таки я такая глупая… И трусливая. Могу повести войска в атаку, а когда дело касается чувств — убегаю и прячусь… Может мне действительно стоит поговорить с ним и все сказать… И пусть он откажет, пусть посмеется… А может и не посмеется…»

Вот только поговорить с Гилбертом Эржебет так и не удалось, потому что через несколько дней после бала прогремели выстрелы в Сараево. Началась Первая Мировая Война.

Глава 16. И на обломках старого мира зародится новая жизнь

Музыка заполняла комнату: мелодия то весело бежала, как резвый горный ручеек, то лилась плавно и величественно, как воды Дуная, то гремела, как паводок.

Родерих прикасался к клавишам рояля трепетно, словно к телу возлюбленной. Он полностью погрузился в мир звуков, и на его лице блуждала столь редкая улыбка.

Сидящая на софе Эржебет слушала его игру, подперев голову рукой. Все-таки как бы она ни относилась к Родериху, она не могла не признать его таланта. Музыка, которая рождалась из союза его волшебных пальцев и клавиш инструмента была лучшим, что Эржебет когда-либо слышала. Волна звуков уносила с собой все тревоги и заботы, дарила облегчение, пусть и ненадолго. Но сегодня даже музыка не могла помочь Эржебет: она сидела, как на иголках, с нетерпением ожидая, когда же Родерих, наконец, закончит играть. Время как назло тянулось медленно, как вязкое желе, а ей так нужно было с ним поговорить…

После бала прошло уже три дня, и за это время Эржебет окончательно укрепилась в своем решении, которое она приняла еще там, на сияющем паркете. Аличе помогла ей собраться с силами, перебороть свою гордыню и потаенный страх.

«Я скажу. Я скажу Гилберту все, как есть».

Не важно, что он ответит, не важно, что будет потом. Главное — она избавиться от этой ноши. Аличе права, лучше сразу получить отказ, чем вечно изводить себя сомнениями и жалеть об упущенных возможностях.

На самом деле Эржебет порывалась отправиться в Берлин на следующий же день после бала. Горячая кровь гнала ее вперед, заставляла ринуться в омут с головой. Решилась — действуй! Но все оказалось не так просто. Может, после замужества Эржебет ее народ и получил больше свобод, но сама она наоборот — потеряла. Теперь, будучи супругой Родериха, она не могла вот так просто взять и отправится в гости к Гилберту.

Родерих с большим пиететом относился к соблюдению приличий, он старался, чтобы со стороны их с Эржебет союз выглядел идеальным. Поэтому и она должна была вести себя образцово, чтобы не дать ни малейшего повода для сплетен.

И Эржебет пришлось ждать три дня, пока Родерих закончит с делами и у него будет достаточно хорошее настроение, чтобы попросить у него разрешения нанести визит братьям Байльшмидт. В конце концов, она всегда дружила с Людвигом, и нет ничего предосудительного в том, что она его навестит. И ничего страшного, если там будет еще и Гилберт…

«Главное, чтобы Родерих не увязался со мной. Он ведь тоже теперь едва ли не лучший друг Людвига», — хмуро подумала Эржебет, нервно ерзая на софе.

А Родерих все играл и играл, и ей казалось, что это будет длиться вечно.

Помощь пришла с неожиданной стороны. Вдруг в идеальную гармонию звуков ворвался резкий скрип двери. Родерих остановился и недовольно взглянула на застывшего на пороге секретаря.

— Господин Австрия, прошу прощения, что отрываю… — взволнованно затараторил тот. — Но вам звонят из Сараево. Это очень срочно.

— Вот так всегда, а я ведь только-только нашел нужное звучание. — Родерих тяжко вздохнул.

Он ушел следом за секретарем, и Эржебет ощутила смутное беспокойство. Этот человек уже достаточно долго служил у Родериха, чтобы знать: нельзя прерывать священнодействие вечернего музицирования. Эржебет ведь не зря терпеливо ждала, пока муж закончит играть, она прекрасно помнила, как Родерих звереет, если его общению с музыкой мешают.

«Значит, случилось что-то чрезвычайно важное, раз он решился оторвать Родериха от рояля…».

Многовековой опыт подсказывал Эржебет, что важные события редко бывают хорошими…

Родериха не было почти полчаса, Эржебет уже начала нервничать, когда он, наконец, появился в дверях. Она тут же поняла, что опасалась не зря: супруг был бледен, как смерть. Эржебет вскочила ему навстречу, взяла под руку и усадила на софу.

— Франц-Фердинанд и его жена убиты в Сараево, — бесцветным голосом произнес Родерих.

Эржебет тут же ощутила некоторое облегчение: новость оказалась не такой жуткой, как она ожидала. С наследником престола у нее были скверные отношения. Франц-Фердинанд всегда демонстративно подчеркивал, как ему неприятны венгры вообще и сама Эржебет в частности. Он часто прямо при ней говорил Родериху что-нибудь вроде «вы слишком много позволяете своей жене». Наследник открыто заявлял, что, как только взойдет на престол, преобразует двуединую монархию и даст славянам полное равноправие в Империи. Эржебет, конечно же, не могла такого принять, ведь это означало, что она потеряет почти все подвластные ей территории. Эржебет кровью своих людей давным-давно оплатила их завоевание и считала, что они по праву принадлежат ей. Хорватия, Словения и прочие мелкие страны обязаны ей подчиняться, принять ее культуру. И точка.

Собственно, смерть Франца-Фердинанда была Эржебет выгодна, и оплакивать его она не собиралась. А вот его супругу было искренне жаль. У них была такая красивая история любви: девушка из бедного дворянского рода и наследник огромной Империи. Просто сказка. Вот только «жили они долго и счастливо» не получилось. Осталось лишь «и умерли в один день».

Эржебет взяла со столика графин с водой, плеснула в стакан и заботливо передала Родериху. Он благодарно кивнул, выпил и, похоже, пришел в себя.

— Как это случилось? Кто посмел покуситься на наследника? — засыпала его вопросами Эржебет.

— Убийцу поймали на месте. Конечно же, он один из этих… революционеров. — Родерих выплюнул последнее слово так, будто это был сгнивший овощ. — Из организации «Млада Босна»… Они думают, я совсем идиот и не знаю, кто за ней стоит? Чертова Сербия! Все никак не может успокоиться, дикая девка! Сеет смуту на моих землях… Дает деньги… Подстрекает… Как же! Наверняка, хочет урвать себе кусочек… Создать собственную Империю… И эта мелочь туда же! А ведь годится только на то, чтобы пасти своих свиней!

Родерих был сам на себя не похож, говорил резко, грубо, забыв о привычной вежливости, едва не матерился. Последний раз Эржебет видела его в таком бешенстве, когда было окончательно подтверждено право Гилберта на владение Силезией.

«Хотя не удивительно, что даже спокойный Родерих разозлился… Ведь убили не кого-нибудь, а наследника…».

Любая страна всегда с трепетом относится к своей правящей династии, Родерих не был исключением: все Габсбурги были для него, как родные дети. И сейчас он рвал и метал, наверняка думая лишь о мести.

— И что ты теперь намерен делать? — осторожно спросила Эржебет.

— Сербия сполна заплатит за каждую каплю крови Габсбурга, — последовал четкий ответ.

«Так я и думала… Война».

Хотя Эржебет и была занята своими переживаниями, она не могла не заметить, как в последнее время накалились отношения между странами. Собственно говоря, Европа всегда представлялась ей коробкой с ядовитыми змеями, каждая норовила ужалить другую, оторвать кусок пожирнее. Здесь союзы были кратковременными и непрочными, не было места дружбе, а за ширмой благопристойности плелись интриги. Эржебет часто поражалась, как она в таком мире вообще умудрилась влюбиться в Гилберта. Видимо, она действительно была полной дурой…