Филис Каст - Богиня по зову сердца
Теперь мы посмотрим церемонию вступления на престол».
Богиня махнула рукой, и сцена перед нами поменялась. Теперь мы парили над прелестной поляной в лесу, окружавшем храм.
— Это та самая поляна с двумя древними дубами, — сказала я.
«Да, Возлюбленная. Это священная роща. Сегодня вечером состоится празднование Бельтайна, которое случилось через год после того, как к Рианнон пришли первые месячные».
По краю поляны разожгли высокие костры. Вокруг каждого танцевали и пели молодые мужчины и женщины. Все они были едва прикрыты одеждой, что неудивительно, если церемонией руководила Рианнон, и буйно предавались веселью. Громко звучала музыка, и мое сердце начало стучать в радостном предчувствии неизвестно чего.
Рядом со мной зазвенел смех Богини.
«Ты даже сейчас ощущаешь призыв Бельтайна, правда ведь, Возлюбленная?»
— Я точно что-то ощущаю, — неуверенно ответила я, а потом добавила: — Что-то хорошее.
Смех Эпоны наполнил меня невыразимой радостью, настоящим счастьем. Я принялась рассматривать поляну. Рядом с ручьем, поблизости от огромных дубов-близнецов, был сооружен шатер. Он напомнил мне что-то романтическое и красивое из «Тысячи и одной ночи». Над шатром колыхался один большой купол и пять маленьких. В центре сооружения находилось отверстие, через которое в ясное ночное небо поднимался ровный столб дыма. Пола, закрывавшая вход в шатер, была пригнана плотно, но внутри горел свет, придавая светло-зеленой ткани волшебное сияние.
«Смотри», — сказала Богиня, когда мы опустились сквозь потолок шатра.
В его центре горел один-единственный огонь в медном сосуде на трех ножках. Мигающие языки пламени придавали всему красный оттенок. На полу лежали плетеные золотистые коврики. Вместо мебели — огромная гора бархатных подушек, выкрашенных в алый цвет крови.
Я же сказала, что не стану это пить! — раздался девичий голосок.
Я узнала его и усмехнулась. Это была я, вернее, Рианнон в подростковом возрасте. Можете мне поверить, я где угодно узнаю этот дерзкий тон.
Но, миледи, Избранная всегда выпивает вино Богини перед началом ритуала, — Милый голосок очень юной Аланны звучал устало и встревоженно.
Даже в тусклом свете я все-таки сумела разглядеть и оценить невероятное мастерство, с каким был украшен кубок, который она протягивала своей госпоже. Рианнон грубо выбила кубок из руки Аланны. Густая красная жидкость окропила дождем золотистый ковер.
Я Воплощение Богини, поэтому сама принимаю решения. Сейчас я решила не пить это зелье, — прошипела юная Рианнон, предвосхищая свою жестокость во взрослом возрасте.
Миледи, вино Богини делает ритуал приятным для Избранной, — попыталась урезонить ее Аланна. — Вот почему Эпона требует, чтобы ее Возлюбленная выпила его. Богиня заботится только о вас.
Ха! Эпона заботится о своем удовольствии. Она хочет повелевать мною. Забота обо мне не имеет никакого отношения к тому, что ею движет, — угрюмо изрекла Рианнон.
Помнится, я тоже один раз попробовала говорить таким тоном с отцом, когда была подростком. Кажется, мне тогда хотелось где-то задержаться после комендантского часа. Прекрасно помню, как он поступил: тут же запер меня дома. Вот его точные слова: «Шаннон Кристин, ты останешься под замком до тех пор, пока не исправишься». К несчастью для Рианнон, я не увидела никаких признаков присутствия ее отца или моего, если на то пошло, да и любого другого человека, который мог бы остановить эту паршивку.
Миледи, вы Возлюбленная Богини, ее Избранная. Богиня печется о вашем благе, — продолжала юная Аланна, явно расстроенная.
А я отказываюсь. Предпочитаю сохранить присутствие рассудка. Теперь оставь меня. Пусть начнется церемония. — Рианнон надменным жестом велела прислуге уйти.
Аланна неохотно подобрала кубок и, медленно пятясь, вышла из шатра.
Я внимательно следила за юной Рианнон, которая резко поднялась и начала метаться в маленьком пространстве, не заполненном подушками. Она рассеянно запустила обе пятерни в шевелюру. Я даже вздрогнула, увидев знакомый жест. Всю свою тридцатипятилетнюю жизнь у меня была эта привычка. Наблюдать своего двойника в прошлом — какой-то сюрреализм. На ней был золотистый халат, застегнутый спереди, но при малейшем движении он распахивался, открывая крепкое обнаженное тело.
Ах, молодость, — пробормотала я, завидуя свежести юного тела.
Внезапно Рианнон закрыла руками уши, как делает ребенок, когда пытается не слушать родительских наставлений.
Нет! Убирайся из моей головы! Никто не смеет говорить мне, что делать! Я поступлю по-своему, а не по-твоему! — пронзительно закричала она, стоя в пустом шатре.
Я поняла, что эта поганка, должно быть, вопила на Эпону, и невольно перевела взгляд на фигуру, едва обозначенную рядом со мной.
«Упрямая, как всегда», — печально прошептала Богиня.
Можешь мне не рассказывать, — кивнула я.
Из-за своего упрямства я вечно совершала ошибки.
Пример — мой первый муж. Отец с самого начала был настроен категорически против этого брака. В то же время я училась на собственных ошибках и взрослела, потому что мне привили ответственность и дисциплину — два качества, которых у Рианнон не было и в помине.
Затем полог шатра отодвинулся, и на пороге возникла весьма необычная фигура. Это был высокий человек, мужчина во всех отношениях, только на плечах у него сидела лошадиная голова.
Что за черт? — вырвалось у меня.
«Не бойся. Он обычный человек. А голова принадлежит последнему жеребцу, который спарился с моей Избранной кобылой».
Так ты потом убиваешь жеребца? — ужаснулась я и посочувствовала своей Эпи.
Мой вопрос позабавил Богиню.
«Он приносится в жертву безболезненно, но только когда становится старым и немощным. До тех пор о нем заботятся как о любимом вожаке».
Я с облегчением вздохнула и продолжила наблюдать за Рианнон, которая перестала метаться из стороны в сторону как безумная и больше не зажимала уши, стоило мужчине войти в шатер. Он сразу направился к ней, но Рианнон попятилась от него. Это, видимо, озадачило мужчину, и он остановился возле огня. Мы с Рианнон внимательно его разглядели. Такое тело вовсе не нуждалось в приглушенном освещении, чтобы хорошо выглядеть. Он был великолепен, находился на пике своей возмужалости. Нагой, если не считать маленького кожаного треугольника, низко висевшего на мускулистых бедрах, загорелый, с блестящей кожей, отражавшей мигающий свет. Красавец тяжело дышал, его мускулистая грудь мощно вздымалась. Он выглядел так, словно только что вернулся с поля битвы, причем победителем. Во мне даже шевельнулась чувственность, вполне понятная ответная реакция на этот соблазнительный мужской экземпляр.
