Екатерина Оленева - Красный цветок

Два мужских силуэта, слившихся в страстном лобзанье само по себе видение неприятное. Не люблю я подобных отношений, которые судьба с завидным постоянством тычет в чувствительный, склонный к раздражению нос.

Но…но…

Это не сон. Не мираж. Не галлюцинация. Это страшная реальность.

Первая фигура — Зако*лар.

Вторая…

"Знаешь, какое наслаждение испытываешь, удерживая в когтях чужое тело и душу? Этого удовольствия не заменит ничего, кроме нового убийства, новой жертвы…".

Черные волосы, спадающие ниже пояса. На них так красиво играют лунные блики…

"Величия того, чьи острые когти вонзаются в теплую плоть, разрывая её на части! Ты не знаешь, не можешь з-знна-тть, вкус человеческого мяса!".

Высокая фигура, двигающаяся с грациозностью зверя, загнанного в ловушку человеческого тела.

"Я — зверь. Зверю не нужны всякие "зачем" и "почему". Мне хотелось напасть, я и напал".

Алые губы, за которыми, — я хорошо помню, — прячутся резцы.

"Я принес тебе подарок. Ты стала для него слишком много значить. Он стал для тебя слишком много значить".

Глаза, красивой формы…

"Ты стала моим наваждением, тайной мечтой!".

с тяжелыми веками…

"Я всегда презирал женщин. Слабые, капризные, глупые создания".

Вместо зрачков — прорези во мрак. Завораживающая вертикаль — повторение клыков.

"Люби меня!"…

"Позволь научить танцевать Танец Неги!"…

"Поверженного врага нельзя щадить. Поднявшись, он станет в три раза опаснее!"…

"Я найду тебя, Огненная Ведьма, Рыжая Кукла Смерти. Я превращу твою жизнь в разбитые осколки, на каждом из которых будет кровоточить кусок твоей души".

Мне отчаянно хотелось раствориться в ночи, улететь, просочиться сквозь землю. Испариться, подобно капле, что попала на раскаленное железо. Любым путем, прочь, прочь отсюда! Как можно дальше!

Любовником Зака*лара оказался Миа*рон Монте*рей.

Звезды вспыхнули ярче и закружились над головой, оборачиваясь переливающейся синими огнями сетью.

Когда я пришла в себя, пески светились.

Наступил рассвет.

Через три дня пустыня сменилась степью. Травы клонились по ветру, обжигающему лицо. Знойные ветра, без малейшей примеси влаги называют суховеями. Но это был ветер! После раскаленной неподвижности пустыни любое движение казалось щедрым даром небес.

Степи, в отличие от песков, живые. Дом для волков, зайцев, лис, сов и жаворонков. В степи гуляет он, неистовой, свободный, хлещущий в лицо, ветер. В степях не живет нечисть низкого, с душком, пошиба. Степь лишена скверны и полна огня.

Ветер. Просторы. Я готова была полюбить их! Они предали меня.

Оглушительные крики разорвали сонную безмятежную тишину, заставив пугливых птиц загомонить и подняться в воздух.

В мешковатых одеждах, кривоногие, низкорослые, верхом на плотных лошадках с мохнатыми крепкими ногами, люди появились неожиданно. Они налетели, подобно саранче, со всех сторон, горяча себя дикими воинственными криками: "Гип! Гип! Гип!"

И почему-то их появление стало полнейшей неожиданностью.

— И что с ними делать? — покосившись на врагов, которых было никак не меньше сотни, рявкнул Къет*ри.

Негативных эмоций накопилась достаточно, что легко заставить сухую траву полыхнуть. Стена огня, поначалу игриво потрескивая, побежала вперед, разгораясь и оставляя после себя мертвую черную полосу.

Огонь. Агония.

Но степняки оказались не робкого десятка. Тому из них, кто рискнул повернуть вспять, собратья вонзали в спину стрелы с поразительной, внушающей уважение, точностью. Остальные брали препятствие с наскока, перелетая через огненные языки пламени. Ветер ураганными порывами ударил по первой линии наездников, сбивая с ног и переворачивая, бросая их под ноги тем, кто следовал за ними, словно игральные кегли.

Эллоис*Сент использовал излюбленное оружие — льдины. Глыбы, вырастая, вспарывали животным брюхо не хуже копий с железными наконечниками. Я, чтобы не скучать, бросалась огненными шарами, оставляющими за собой след, обливающие противника негасимым пламенем. Но и совместное использование воздуха, воды и огня не остановило упрямых степняков. Не смотря на сопротивление, маленьким людям, похожим на взбесившихся мартышек, удалось добраться до лагеря и накинуться на нас: "Гип! Гип! Гип!" Вокруг заплясали изогнутые сабельные клинки.

Рукопашный бой, — самый кровавый и жуткий из всех возможных. Стрела и магия не позволяют близко сойтись с противником. В рукопашной мясорубке ты осязаешь жажду клинка по крови; чувствуешь, как он режет и колет; видишь смерть в глазах того, кто напарывается на острие. Все быстро, остро, близко. Для проявления человечности не остается места.

Лошадиное ржание перекликалось с людскими воплями.

Узкоглазый безбородый дикарь, схватив меня за спину, ловко скрутил, забросил на седло, словно я была кулем с мукой. Земля со скоростью замелькала перед глазами.

Стремясь освободиться, я вонзила ногти в лошадиную спину, сконцентрировав на пальцах Силу, вскрывая кожу и гладь мышц. Лошадь заржала, резко вскидываясь на дыбы. Степняк, вынужденный удерживать поводья, дал мне возможность соскочить на землю. От удара занялся дух, небо заплясало перед глазами, но предаваться печали и сомнениям было некогда — сначала спастись!

Добежав до первого распростертого трупа, я подхватила оружие, поворачиваясь лицом к противнику. Едва успевая уйти из-под удара. В решающий момент тело действовало само по себе, мозг за ним явно не поспевал.

Враг развернул лошадь, мокрую от стекающей с холки крови, и снова бросился.

Поначалу я хотела взрезать лошади брюхо или сухожилия, но все оказалось ещё проще. Я подрезала подпругу и всадник упал, тяжело грохнувшись о землю.

Но победу отпраздновать я не успела. Ошибка в бою непозволительная, смертоносная роскошь, за которую дорого приходится платить. Отвлекшись на одного противника, я совершенно утратила контроль за всем, что оставила за спиной. Возможно, слишком понадеявшись на могущественных союзников. Просто я и подумать не догадалась, что враги здесь не из-за сокровищ, не из-за ненависти, не из-за банальной злобы.

Степняки пришли за мной. Чеар*ре интересовали их не больше, чем меня мировая политика или власть.

Не упустив возможности напасть со спины меня скрутили, как куропатку. Шершавая корявая ладонь зажимала рот до тех пор, пока черные мошки стройным роем не заплясали перед глазами.

Прийти в себя заставило бесцеремонно опрокинутое на мою бедную голову ведро воды. Отплевываясь и отфыркиваясь, пришлось выплыть из спасительного небытия.