Немилосердная - Кэрригер Гейл

— Вот вы, сделайте, как она велит. Бутс, берите ее с другой стороны, — он опустил взгляд на свою хозяйку. Конечно, дочь у Алессандро Таработти получилась непростая. — Мадам, что бы вы ни делали, главное, не тужьтесь!

— Несите одеяла! — крикнула леди Маккон оставшимся клавигерам и Румпету. — Если понадобится, сорвите занавески. Почти вся стая снаружи, нагишом! Ох, до чего же все это неловко.

Бутс и веснушчатый клавигер сцепили руки вместе, образовав подобие табуретки, на которую уселась леди Маккон. Она обхватила каждого из них за шею, и два молодых человека побежали, спотыкаясь, прочь из замка, вниз по бесконечному, судя по ощущениям, склону холма к стоявшей внизу карете.

Октомат, потерявший во время схватки слишком много щупалец, был повержен. Когда Алексию принесли ближе к месту действия, она увидела на земле обнаженные тела членов стаи — окровавленные, покрытые синяками и ожогами. Тут же валялось несколько щупалец октомата и кое-что из его начинки: болты, шкивы, детали двигателя. Тут и там прихрамывали или нянчили раненые конечности клавигеры и агенты БРП, показавшие себя недостаточно проворными, но, к счастью, похоже, никто не пострадал всерьез. А вот оборотни, напротив, лежали вялые и бессмысленные, будто пережаренная рыба. Большинство их них, казалось, просто спали глубоким сном — обычное дело после ночи полнолуния, во время которой ломаются кости и рвется плоть. Но под прямыми лучами солнца не заживала ни одна рана. Даже у бессмертия есть пределы.

Вокруг суетились клавигеры, оттаскивая предварительно прикрытых одеялами оборотней в дом.

— Где Биффи? — Алексия нигде его не видела. Потом она поняла, что не видит кое-кого еще, и от ужаса ее голос почти превратился в визг: — Где Коналл? О нет, о нет, о нет.

Обычный командный тон Алексии исчез, уступив место монотонным горестным причитаниям, которые сменил крик боли от очередной схватки. Она нежно любила Биффи, но теперь сходила с ума от волнения за того, кого любила еще больше, то есть за мужа. «Неужели он ранен? — думала она. — Или погиб?»

Двое молодых людей, спотыкаясь и запинаясь, носили ее по полю боя, пока возле громадного перевернутого котелка — рухнувшей на землю кабины октомата — не набрели на оазис спокойствия.

Профессор Лайалл, облаченный в оранжевую бархатную портьеру, которая обматывала его тело наподобие тоги, и по-прежнему сохранявший весьма достойный вид, командовал войсками и отдавал приказы.

Когда его глазам предстало поразительное зрелище — альфа-самка стаи, которую несли в его сторону двое юношей, причем все трое определенно пребывали в растрепанных чувствах, — он проговорил:

— Леди Маккон?

— Профессор! Где мой муж? Где Биффи?

— Ах да, конечно, прикосновение запредельной. Очень хорошая идея.

— Профессор!

— Леди Маккон, с вами все в порядке? — профессор Лайалл подошел ближе, чтобы разглядеть ее повнимательнее. — У вас что, началось? — и он посмотрел на Бутса, который выразительно поднял брови.

— Где Коналл? — практически завопила леди Маккон.

— С ним все хорошо, миледи. Совершенно замечательно. Он отнес Биффи внутрь, подальше от солнца.

— Внутрь?

— Внутрь октомата. Они там с мадам Лефу. Как только она поняла, что происходит, сразу открыла люк и впустила их.

Избавившись от страха, леди Маккон почувствовала почти болезненное облегчение.

— Показывайте.

Профессор Лайалл отвел их к кабине октомата, обошел ее сбоку и застенчиво постучал. Доселе невидимая дверь в броне распахнулась, и наружу выглянула мадам Лефу.

В этот миг леди Маккон отчаянно хотелось, чтобы при ней был ее парасоль. Она бы поприветствовала француженку, хорошенько врезав той по голове. Нечего было втягивать всех в такую историю, будь они хоть трижды подруги! Изобретательница стала источником слишком большого количества ненужных тревог, и неважно, правое ее дело или нет.

— Слушаю вас, профессор Лайалл.

— Леди Маккон желает видеть своего мужа, — тут бета сделал шаг в сторону, чтобы француженка смогла увидеть потную и явно расстроенную Алексию вместе с ее носильщиками.

— Алексия! Вы нездоровы?

Это было уже слишком.

— Нет-нет, со мной все отлично. Я то гонялась за вами по всему Лондону, то, наоборот, удирала от вас. Я видела, как горит город, как рушится обиталище роя, и выпадала из дирижабля — дважды! К тому же есть опасность, что я вот-вот рожу. И я потеряла свой парасоль! — последние слова Алексия сопроводила совершенно детским рыданием.

Из головы октомата донесся голос — низкий начальственный голос с шотландским акцентом:

— Это моя жена? Превосходно. Она-то и нужна, чтобы снова поставить щенка на ноги.

Голова Женевьевы ухнула и исчезла, словно ее обладательницу против воли втащили назад, и вместо нее возникла голова лорда Маккона.

Граф выглядел полностью здоровым, ну разве что немного сонным: в день после полнолуния оборотни, как правило, дрыхнут без просыпу. Коналл и Лайалл бодрствовали и действовали, хоть и несколько неуклюже, и это говорило об их недюжинной стойкости. Со слов лорда Маккона, не спать в такой день — все равно что спьяну играть в блошки с пингвином: ощущения самые дурацкие и все будто снится. Волосы альфы были взъерошены, а коньячные глаза смотрели мягко и масляно, этаким осоловевшим от схватки и победы взглядом. Окинув взглядом жену, он сказал:

— А-а, любимая, лезь к нам, хорошо? Без твоего прикосновения Биффи в безопасное место не доставить. Замечательно, что ты явилась. И транспорт выбрала такой интересный.

В это мгновение его супруга запрокинула голову и закричала.

Лицо лорда Коналла Маккона тут же изменилось, теперь оно выражало абсолютную панику и совершеннейшую ярость. Он выскочил из октомата, бросился к жене, небрежным мановением кисти отшвырнул с дороги бедного Бутса и схватил леди Маккон на руки.

— Что с тобой? Ты чего… не может быть! Не время сейчас!

— Правда? — пропыхтела его жена. — Ну скажи это деточке. Ты хоть понимаешь, что сам во всем виноват?

— Я? Да как вообще?

Его прервал другой крик боли, донесшийся из головы октомата. Мадам Лефу снова высунулась наружу.

— Молодому Биффи не помешало бы ваше присутствие, милорд.

Граф раздраженно рыкнул и полез обратно. Вначале он, правда, пропихнул в дверь Алексию, а потом последовал за ней сам.

Они оказались в очень тесном пространстве. Мадам Лефу спроектировала кабину управления из расчета на двух человек — себя саму и Джанела. Один-единственный лорд Маккон занимал примерно столько же места, плюс беременная Алексия и распростертый на полу Биффи.

Глаза леди Маккон не сразу приспособились к царившему тут полумраку, но она довольно быстро разглядела, что у бывшего трутня довольно скверный ожог на ноге. Кожа на ней выглядела кошмарно, почернела и покрылась волдырями.

— Я что, должна его коснуться? Он может никогда не исцелиться.

Лорд Маккон захлопнул дверь, отсекая губительное солнце.

— Проклятье, женщина, чего тебя понесло сюда в таком состоянии?

— Как Джанел? — тут же требовательно спросила мадам Лефу. — Он не ранен?

— С ним все в порядке, — Алексия не стала упоминать, что в данный момент он заперт в подземелье с вампирской королевой.

— Алексия, — мадам Лефу молитвенно сложила руки и широко раскрыла молящие зеленые глаза, — вы понимаете, что у меня не было выбора? Понимаете, что я должна его вернуть? Он все, что у меня есть. А она его украла.

— И вы не пришли ко мне за помощью? Право, Женевьева, вы, наверное, считаете меня никудышной подругой.

— На ее стороне закон.

Алексия схватилась за живот и застонала. Ее обуяло совершенно ошеломляющее ощущение — насущная необходимость начать тужиться.

— И что?

— А вы маджах.

— И поэтому, возможно, нашла бы решение.

— Я ненавижу ее больше всего на свете. Сперва она похитила у меня Анжелику и вот теперь Джанела! Какое право она имела…

— И вашим решением стал дурацкий громадный осьминог? Неужели, Женевьева, вам не пришло в голову, что это несколько чересчур?