Старая жена, или Развод с драконом - София Руд
— Что по-вашему вы сейчас делаете, Оливия?! — рычит Маска, когда я даже осознать не успеваю, что вдруг с ним стряслось.
— А сами не видите? — моментом хмурюсь, ибо мне это все не нравится.
Дергаю руку, чтобы высвободиться и встать, раз уж моей помощи не ценят, но он в этот самый момент Безликий наклоняется так близко, что на рефлексах отклоняюсь, в попытке сохранить последние крохи дистанции, но упираюсь спиной в постель, а он… он оказывается сверху… слишком близко…
Глава 59. Она знает, кто я?
Да она издевается!
Эта мысль бьет в голове горячим ключом так, что успокоиться не могу.
Да с ней вообще не успокоишься. Отлучился, чтобы выяснить, кто подослал отравителя, а она уже в дом бандита понеслась, сделку ему предлагать.
И ведь выторговала!
Ненормальная! Невыносимая! Восхитительная!
Восхитительная? Это я сказал? Я?
Там в «Фиалке» глаза застилала такая ярость, что я чудом не убил белобрысого гада. А хотел ведь, люто хотел. Хотя прежде даже на сражениях не проявлял жестокость, но когда увидел, что он пытался причинить Оливии боль, как голову снесло. Не останавливали ни крики, ни мольбы. В чувства привела лишь одна мысль, молнией ударившая в голову и скользнувшая по своему позвоночнику так, что я замер.
Она увидит смерть. Оливия увидит смерть. Насилие.
Это не для женских глаз. И как же я боялся тогда взглянуть на нее и понять, что остановился слишком поздно, что уже ее напугал.
Но Оливия держалась так, что Сайрусу следовало у нее поучиться. Нет, она не была бесстрашной. Она была бела как стена от этого самого страха, но не тряслась, не бежала. Она смотрела на все в упор, будто готовая ко всему. Она была храброй.
Это восхитило и хлыстом пришлось по груди, ведь женщине не нужно быть отважной, не нужно идти в бой самой и все преодолевать, если рядом мужчина. А раз она здесь… это моя ошибка. Катастрофическая ошибка.
И потому инстинкт забрать ее поскорее оттуда, унести, напомнить ей, что она не одна, и не должна со всем справляться в одиночку, охватил не меньше ярости, что уже плескалась тихо где-то на глубине души, но до конца не утихала.
С каждым шагом, что я покидал гадкое место, с каждой секундой, что Оливия была в моих руках, что была в безопасности, в голове то и дело поднималась и стихала буря. А этот ее запах. После приторных духов в «Фиалке» он казался свежее глотка чистого воздуха, казался мне необходимым.
Уже тогда, тогда я утратил контроль и даже этого не понял.
Она сказала обработает рану. Что за бред? На войне на такое не обращают внимания, потому что сначала тяжело раненные, а потом уже сил у лекарей нет, если нет заразы. Да и не по статусу как-то, как мальчишке царапину латать.
Но ей не отказал. «Почему?» — скользнул в уме в тот миг вопрос, но я его отмел. Отмел, потому что где-то внутри уже нащупывал ответ. Ответ, который не понравится.
Оливия смело пошла в дом с таким запалом, будто она сейчас генерал, а я ее солдат. Ей было весело, и я не стал мешать, хотя уже тогда нутро подсказывало, что не стоит…
Не стоит заходить в ее комнату, где царит полумрак, разгоняемый лишь тусклым огнем свечей, зажженных ее нежными руками. Нежными… она ими только что бандитской собачонке половину волос выдрала и была довольна. Огненная женщина. Но всё-таки нежная.
А вот дверь мне закрывать было не надо. Понял это, как только воздуха в комнате стало критически мало, и весь он пах, как она — лилиями и медом. Ни грамма привычного парфюма, который и раньше мне нравился, но никогда не сводил с ума настолько, как этот аромат.
— Раздевайтесь, чего я там не видела, — еще и говорит со мной так, будто ничего особо не просит.
Нет, погодите. Чего я там не видела? Она о чем?
Горячее чувство вспыхивает внутри так, что даже пальцы начинают искрить, но я тут же соображаю и успокаиваюсь. Возможно, она догадалась, кто я. Я ведь и сам ляпнул про поставленный удар кочергой сгоряча. Она могла понять, даже несмотря на то, что ауру я подавляю рядом с ней.
Но если поняла, то почему не выгнала? Почему продолжала вести себя со мной, как прежде? А может, она давно поняла и играет, наказывает?
Что ж, было бы справедливо. Что прискорбно, но факт.
А если «чего я там не видела» относилось вовсе не ко мне?
БРЕД!!!
Так. Надо успокоиться.
Если моя жена решила меня проучить, то сейчас это и выясню. Снимаю рубашку, прохладный воздух касается грубой кожи, но внутри пылает жар.
Оливия оборачивается и застывает. Смотрит прямо на шрамы, которые не может не узнать. Один из них я получил пять лет назад на последней войне. Она еще настаивала помочь, но лекари не пустили. Да и я не хотел давать ей шанса лишний раз привязываться ко мне. Не мог ведь все равно ответить тем же…
— Садитесь, — указывает на край постели так, будто ничего не поняла.
Играет! Ну точно играет, не могла не узнать, но попалась. Значит, она догадалась давно.
“Что ж, Оливия, сыграем”, — решаю я и сажусь на эту самую постель. А Оливия, как ни в чем ни бывало, берет стальной маленький поднос, кладет его рядом и начинает осматривать рану.
Это злит.
Злит не то, что она ведет себя со мной, как просто лекарь. Злит то, что ее не ломает, не корежит, как меня. А я же сейчас как на пороховой бочке сижу.
А она еще спрашивает будто намеренно, про семью, про жену. О себе разузнать хочет? Нет же, нотации читает. И дельные вещи, к слову говорит. А раньше не говорила. Либо же я ее не слышал.
От мысли отвлекает глухая боль. Рану своим отваром полила, хлопковую марлю приставила, чтобы кровь остановить и дует… Дует на эту царапину, как будто о ребенке заботится. А я смотрю на нее, застыв, и ловлю себя на одной только мысли: хочу остановить этот миг.
И тут же как проклятой молнией в голову мысль бьет: а что, если она так не только со мной. Что, если
