Звездная ночь, звездное море - Тун Хуа
Я изучила первые две оперы и вдруг узнала, что по сюжету третьей читала роман и видела фильм. Поэтому выбор пал на нее. Тогда я тихонько обсудила это с Лянлян, надеясь, что она найдет способ попасть на оперу в Парк-театр или на Бродвее, где «Травиату» поставят в духе Верди. Все расходы я предложила взять на себя.
Девушка знала, что я не из тех, кто безрассудно тратит деньги, но удивилась:
– Это будет дорого! Но мы можем немного сэкономить на гонораре исполнителям: в Нью-Йорке много талантливых молодых певцов. Только аренда площадки будет недешевой: обойдется в десятки тысяч долларов.
Вспомнив об обменном курсе один к шести, я стиснула зубы, но морально уже настроилась.
– Можешь вычесть это из денег от продажи окаменелостей. Только Цзюйланю не говори.
Лянлян остановила на мне взгляд и пообещала:
– Я помогу тебе все организовать и гарантирую самую настоящую оперу девятнадцатого века.
– Спасибо!
– Моя бабушка говорила, что любовь – это величайшая сила: она делает эгоистичных людей бескорыстными, трусливых – храбрыми, жадных – щедрыми, изворотливых – простодушными.
Я смутилась от таких слов. На самом деле я не могла смириться с тем, что приятные воспоминания Цзюйланя об этом месте совсем не связаны со мной, поэтому хотя бы таким образом решила исправить это и остаться в его памяти.
* * *
Лянлян готовила «Травиату» ко второй половине дня, прямо перед октябрьским полнолунием. Традиции предписывают одеться официально, и Цзюйлань, разумеется, пойдет в простой белой рубашке и черном костюме.
Я же надела платье, которое купила специально для этого случая: длинное, цвета морской волны, элегантное и гладкое, как море летним днем. Увидев его впервые, я подумала, что моему мужчине оно понравится. Когда спускалась по винтовой лестнице к нему, я убедилась, что мое предположение оказалось верным.
Поскольку это был частный театр, кроме нас четверых, других зрителей не было. Мы с Цзюйланем сели посередине, а Лянлян и Ишэн – через два ряда перед нами.
Свет постепенно гас, пара докторов впереди зашептались между собой, а мы сидели молча. Мне казалось, что мой спутник словно был не в духе. Он задумчиво осматривал пустые места вокруг нас. Я вмиг запаниковала. Неужели все зря?
Занавес медленно поднялся. Декорации выглядели в духе эпохи, играла классическая музыка девятнадцатого века. Первый акт: перед нами парижские апартаменты. Мужчины из высшего общества собрались в доме самой красивой куртизанки Парижа. Маргарите был представлен главный герой, Альфред, который страстно признается ей в любви, но девушка его отвергает.
Глядя на одетых в громоздкие наряды мужчин и женщин, я смутно припомнила, что роман «Травиата» был опубликован в 1848 году, а оперу по нему поставили в 1853-м.
Я хотела вместе с Цзюйланем посмотреть эту старую историю любви, но не подумала, что он мог ходить на ту же оперу с другой. Возможно, мне и удалось с помощью денег попасть в давно ушедшее время и связать прошлое с настоящим, однако о ком сейчас вспоминает Цзюйлань?
Сто лет назад не стало человека, с которым он смотрел «Травиату», а через несколько десятков лет исчезну и я. Найдется ли еще через сто лет очередная девушка, что попытается вернуть прошлое в настоящее?
Бессмысленно об этом думать. Поскольку я живу в настоящем, прошлое и будущее мне недоступны. Но мне вдруг стало так грустно, и я так позавидовала прошлому и будущему…
Цзюйлань постепенно пришел в норму и, заметив мое странное состояние, тихо спросил:
– Что случилось?
Я уставилась на сцену и покачала головой, не зная, что сказать.
– Тебе не нравится? – Он взял меня за руку.
– Просто хочу увидеть то, что видел ты когда-то. – Я попыталась улыбнуться. – Ведь в то время опера наверняка была популярна.
Тут он понял, почему в зале сидело всего четверо зрителей:
– Ты организовала это специально для меня?
Слова вновь были излишни, и я просто кивнула. Мужчина взял меня за руку потянул за собой:
– Уходим!
Я так растерялась, что даже не попрощалась с Ишэном и Лянлян.
После того как мы покинули закрытый и темный зал и отпала необходимость погружаться в любовь к прошлому, мое настроение значительно улучшилось.
Цзюйлань снял тонкое кашемировое пальто и накинул мне на плечи. Его тело уникально и не боится холода, поэтому он легко уступил свое пальто мне. От его одежды пахло удивительной свежестью. Я улыбнулась и укуталась в него поплотнее, а в голове вдруг промелькнула мысль, что сто лет назад кто-то другой прятался в его пальто от сурового осеннего ветра. Думает ли мой спутник сейчас о ней?
Он вел меня к ближайшему парку, избегая людных улиц, где было полно туристов. Чем дальше мы уходили, тем шикарнее открывался вид. В октябре наступает золотая осень, и улицы Нью-Йорка окрашиваются в яркие, насыщенные цвета, превращаясь в картины, написанные маслом. По ясному небу проносились белые облака, высокие деревья переливались благородными золотыми или ослепительно-красными красками, землю укрывал тонкий слой из опавших разноцветных листьев, отчего создавалось ощущение, будто мы движемся по роскошной парче.
Словно в тумане я смотрела на все это великолепие, как вдруг услышала голос Цзюйланя:
– Не люблю театр! Мой слух и обоняние острее, чем у людей, потому шум в зале и зрители, сидящие близко друг к другу, – это настоящая пытка.
Я очень удивилась:
– Но ты же сказал… что театр тебя впечатлил сильнее всего. Вот и подумала, что он ты его любишь.
– Помнишь, я говорил, что хотел пожить в Нью-Йорке подольше, но из-за одного случая мне пришлось покинуть город и вернуться в море? Тогда меня раскрыли и поймали.
Я ахнула. Несмотря на то что Цзюйлань стоял прямо передо мной, эти слова взволновали меня. Люди на Востоке и на Западе одинаково жестоки к тем, кто отличается.
– Почему ты был таким беспечным?
– В 1861 году началась Гражданская война, – равнодушно начал Цзюйлань. – По мере того как обстановка ухудшалась, все больше мужчин или добровольно, или по призыву уходило на фронт. Моих друзей тоже призвали в армию. Возлюбленная одного из них была моей хорошей подругой. Перед отъездом я пообещал
