Беглая (СИ) - Семенова Лика

Проклятые истуканы были правы. Знали все наперед. Какой выбор я сделаю. Чем все закончится. Лишь проверяли на прочность. Или забавлялись. Мне это не постичь… Но я не готова была умереть. Не теперь, когда от меня полностью зависела еще одна крохотная жизнь.

Случившаяся смерть меня не тронула — все произошло так быстро, что я не успела ее понять. Лишь испытала искреннее облегчение от того, что это был не Тарвин.

Он наклонился ко мне, занес руку, касаясь висящих на моей шее амулетов Птахикальи:

— Что это за обереги?

— Их дала, — мне пришлось прокашляться, потому что в горле стоял ком, — одна ганорская колдунья. Чтобы защитить.

Я замерла в ожидании, что Тарвин сорвет их. Но он с какой-то неожиданной осторожностью отвел руку, коснулся моей шеи, волос. Я почувствовала щелчок, и что-то скользнуло по ключице. Между его пальцев блеснула полоска камней. Я инстинктивно провела рукой по шее, показавшейся голой — он снял ошейник. Грустно усмехнулся, заметив пустые гнезда, и тут же вложил нагретую драгоценность мне в руку:

— Думаю, ты знаешь, как этим распорядиться.

Я сжала кулак, кивнула — эти камни стоили бешеных денег. Мои старики все потеряли на Фаусконе — им будет очень кстати. Я сглотнула, подняла голову:

— Ты оденешь другой?

Тарвин судорожно вдохнул, запустил пальцы мне в волосы на затылке, прижал к себе, тяжело выдыхая в висок:

— Я не понимал, что со всем этим делать.

Я замерла, слушая, как колотится его сердце:

— С чем?

Он молчал, все так же тяжело дыша. Я неосознанно прижалась к его груди. Поймала себя на мысли, что впервые за последнее время чувствую спокойствие. Я, вопреки всему, нащупала опору, к которой притянуло, словно магнитом, ощущала себя слабой, измученной, будто шагала без воды много часов, до изнеможения. Это конец пути. Но чувствовала себя обманутой. Я впустую совершила трудный многолетний путь. Чтобы вернуться к исходной точке. Или, вопреки всему, мне хотя бы удалось сохранить себя? Климнера заняла мое место.

Я порывисто подняла голову:

— Она жива? Климнера?

— Жива.

— Где она? Что с ней?

— Там же, где и была. В моем доме. Жива и здорова.

Я с облегчением выдохнула. Но что потом?

— Что ты с ней сделаешь? Она ни в чем не виновата.

Он покачал головой:

— Я пока не знаю. Но будь спокойна — ей сохранят жизнь.

Я с облегчением выдохнула. Надеялась, что это не пустые слова.

Тарвин легко тронул губами мой висок:

— Астрологи были правы. Во всем. — Прозвучало с какой-то задавленной мукой. — Ответь мне: это правда?

Я подняла голову:

— Что?

— Ты беременна?

Я напряглась, замирая:

— Откуда ты узнал?

Вместо ответа он так сжал меня, что оторвал от земли. Я пробормотала, едва ноги почувствовали твердь:

— На нас все смотрят.

Тарвин отстранился, обернулся с видом победителя, кивнул:

— Это хорошо.

Я увидела выходящего из толпы Селаса, за которым семенили четыре женщины — Тени Тарвина. Три из них были для меня на одно лицо, но Разум я узнала сразу. Роскошная в красном, вызывающе красивая, с гордо поднятой головой. Она обожгла меня острым черным взглядом и тут же жадно уставилась на своего повелителя. Судя по всему, Тарвин не знал о роли, которую она сыграла в моем исчезновении. Значит, узнает…

Тени встали перед пирамидой на всеобщее обозрение. Я видела, с каким любопытством смотрели на них ганоры. Судя по всему, те из них, кто не покидал свою планету и ничего не видел. Впрочем, на Эйдене смотрели так же… Я и сама смотрела.

Тарвин вышел вперед, оглядел толпу:

— Призываю всех собравшихся в свидетели моей воли. Я, наследный принц Астора Тарвин Саркар, дарую Теням моей жены, именуемым Душа, Тело, Сердце и Разум свободу распоряжаться собственной жизнью так, как каждая из них пожелает. Свободу выбрать собственное имя, селиться там, где они пожелают, и вести ту жизнь, которую они пожелают. Каждая из этих женщин будет снабжена оградительными документами и определенной денежной суммой. Данной мне властью я объявляю их свободными с этой минуты.

Я даже задержала дыхание, не веря собственным ушам. Тарвин отпускал своих Теней? Немыслимо. Едва ли этот жест что-то значил для ганоров, но лица асторцев говорили о многом. Я видела, как вытянулось лицо Селаса — тот не верил собственным глазам. Казалось, сами Тени тоже не верили. Все четверо стояли закаменев.

Тарвин развернулся и направился ко мне. Я не удержалась:

— Ты, правда, отпускаешь этих женщин? И Разум? Зачем? Это противоречит вашим обычаям.

Он кивнул:

— Я знаю. Но обычаи иногда надо менять. Если они утратили смысл. Пусть я буду первым. Мне не нужны все эти женщины. Нужна лишь одна. Такая, какая есть. — Он опустил голову: — Я не знаю, что сделать еще… Я не умею, Мия.

Я от неловкости отвернулась. Было странно все это слышать от него, видеть его растерянным. Будто все перевернулось с ног на голову. Так хотелось поверить, но я отчаянно боялась, что он лжет. Почему бы не сделать красивый жест вот так, на дикой планете, среди дикарей. Чтобы потом, что называется, «переобуться». Я стану презирать его, если так произойдет.

Я заметила, как одна из Теней, Сердце, робко подошла к Тарвину, опустилась на колени и поймала его руку, прижимаясь губами:

— Благодарю, повелитель.

Тело и Душа повторили этот жест, отошли к Селасу. Осталась лишь Разум. Она казалась совершенно потерянной. Черные глаза блестели от влаги, щеки горели ненормальным румянцем. Она нервно кусала губы и комкала платье. В свете живого огня еще ярче играла ее необыкновенная чувственная красота. Наконец, Разум сорвалась с места, как безумная, и упала в ноги Тарвину. Вцепилась в его руку, покрывая поцелуями:

— Повелитель, умоляю, не гоните меня. Я не представляю жизни без вас. Не гоните!

Тарвин едва смотрел на нее:

— Поднимись, Разум.

Она не послушалась. Хватала его за руку, за балахон жреца, в который он все еще был одет:

— Умоляю! Умоляю!

— Поднимись, Разум. И больше ни единого слова.

Она все же повиновалась. Пышная грудь часто вздымалась, глаза стали красными от слез. Тарвин спрятал руки за спиной:

— Ты можешь идти.

Разум все еще медлила, будто помутилась рассудком. Сжалась, обхватила себя руками, словно что-то нашаривала на поясе. Вскинула голову и с рычанием кинулась на меня. В тот же миг меня словно подкинуло, повалило. Я рухнула на землю, придавленная неподъемным телом Тарвина, и тут же услышала душераздирающий визг. Я с трудом приподнялась, увидела на своей груди его недвижимую голову с рассыпавшимися волосами, спину, обтянутую светлым балахоном. На уровне лопаток торчало длинное блестящее острие с короткой ручкой, вокруг которого на глазах расползался кровавый круг.

69

Асторцы отреагировали быстро, но недостаточно быстро, чтобы предотвратить трагедию… Мне помогли выбраться из-под недвижимого тела, и я сидела на коленях рядом, слушая невыносимый звон в ушах и душераздирающие безумные крики Разум. Видела через какую-то муть, полную огненных всполохов, что ее схватили. Разум была обречена, но мне было плевать. Она больше не существовала.

Тарвин закрыл меня собой… я успела это заметить. Я смотрела на распластанное тело и не понимала, что чувствую. Неверие. И студеный холод. Это не может быть правдой. Казалось, вот-вот события отмотаются назад, свернутся страшной иллюзией. Или Тарвин откроет глаза и поднимется. Раз… Два… Три… Но секунды утекали, словно просыпался песок между пальцев. И ничего не происходило. Лишь надрывались проклятые жучки-соглядатаи и невыносимо выла Разум, которую не могли заткнуть. Теперь где-то вдалеке. Хотелось подняться, разодрать гадине лицо, но у меня не было сил отойти от него.

Асторцы обступили, хотели поднять Тарвина, чтобы отвезти на корабль, но Селас не позволил. Сказал, что врач уже в пути. Если оставался хоть какой-то малейший шанс — любое движение могло навредить. Селас опустился с другой стороны, пощупал пульс на шее Тарвина. Его лицо не давало надежды. Я не выдержала, подалась вперед: