Око воды. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна

Тише, Лея, тише! Ты же не хочешь, чтобы кто-то это заметил? Он больше не тронет тебя.

Она сжала руками виски, ощущая, как под кожей колотится сумасшедший пульс, и подхватив юбку, торопливо выскочила на галерею. Ей необходим свежий воздух и уединение, чтобы прийти в себя.

— Что ему нужно от меня?

— Твоя сила, Лея. Он пробовал её на вкус…

— Милосердные боги!

Она прошла по галерее, выбралась на верхнюю террасу и остановилась у фонтанов. Террасы с фонтанами спускались каскадом к парку, и чуть ниже, на большой площадке для гостей было организовано огненное представление. Под весёлую музыку факиры жонглировали пылающими шарами и крутили подвешенные на цепях горшки с горящим маслом. Лея расправила юбку и вдохнула поглубже, успокаивая сбившееся дыхание и оглядываясь, и только в этот момент увидела фигуру в белом. Милорд Ландегар стоял поодаль, положив руки на перила балюстрады, огораживающей террасу, и тоже наблюдал за огненным представлением.

— Вы снова уединились? Только в этот раз не из-за кружев, а чтобы не танцевать? — спросила Лея с улыбкой, подойдя и остановившись в паре шагов.

— Э-м-м, это так заметно, что я избегаю танцев? — милорд Ландегар обернулся и, окинув её взглядом с головы до ног, улыбнулся в ответ.

— Пожалуй, что да.

— Составите мне компанию? Или вы тоже искали уединения? — он указал на место подле себя.

— Искала. Но ваша компания ему не помешает.

Она встала рядом, положила ладони на перила и тоже стала смотреть на мелькающий в умелых руках факиров огонь.

— У вас грустный вид, миледи Рюмон, уж простите мою откровенность. Вас так расстраивают балы, или есть ещё причина? Или, может быть, мне показалось, что вы очень несчастны? — спросил милорд Ландегар, искоса посмотрев на неё. — И кстати, вы прекрасно выглядите, миледи Рюмон, надеюсь, это утешит вас. Хотя могу предположить, что у девушки в вашем возрасте может быть только одна причина для грусти. Разбитое сердце?

— Да… вы правы, — Лея провела ладонями по перилам, ощущая их холодную мраморную гладкость, и посмотрела вниз, на вышедшую в круг женщину-факира в алых шёлковых шальварах и тюрбане, которая принялась искусно танцевать с двумя огненными веерами. — Мне грустно оттого, что моё сердце разбито.

— И кто мог разбить сердце такой красавицы? Боги! Он, видимо, какой-то идиот, простите мою резкость, — милорд Ландегар повернулся и, прислонившись к постаменту с мраморной статуей льва, скрестил на груди руки. — Он просто глупец или… слепой. Надеюсь, я вас не обидел?

— Нет, — Лея с улыбкой покачала головой, — не обидели. Скорее, это я была глупа или слепа, не смогла разглядеть, что он настоящее чудовище.

— Он причинил вам боль? — спросил милорд Ландегар, понизив голос так, словно не хотел, чтобы его вопрос услышали, хотя вокруг и так никого не было.

— Да. И… нет. Не знаю, как выразить это правильно… Скорее, я сама причиняю себе боль, потому что не могу отказаться от мыслей о нём. Я должна его ненавидеть. И я ненавижу его. И в то же время люблю. И это меня убивает, потому что с каждым днём я ненавижу его всё меньше, а любить мне его нельзя, — она опустила голову и, проведя ладонями по струящейся ткани платья, добавила совсем тихо. — Даже не знаю, зачем я вам всё это рассказываю…

— О, нет, нет, говорите! — милорд Ландегар тоже провёл ладонью по перилам, будто смахивая невидимую пыль. — Я понимаю, о чём вы. Я тоже потерял любимую. И, что самое печальное, я сам в этом виноват. Теперь и я для неё потерян навсегда… Так что… я понимаю вас и ваше желание разделить с кем-нибудь свою боль. Но что такого ужасного он совершил?

— Поверьте, он совершил много страшных вещей, о которых нельзя даже вслух говорить без содрогания. И мой разум понимает это. Но моё сердце, — она посмотрела на милорда Ландегара и приложила ладонь к груди, — оно мне неподвластно. Я хочу заставить себя забыть о нём… и не могу.

— Почему? Разве это сложно, если он действительно так ужасен? — милорд Ландегар пытливо всматривался в её лицо и его интерес к рассказу Леи был искренним.

— Это трудно понять, но, — Лея вздохнула, словно собираясь с мыслями, и, посмотрев милорду Ландегару прямо в глаза, ответила: — Когда он рядом, я совсем другая. Он будто открывает дверь в какой-то новый мир, где я совсем теряю себя. Насколько мне хорошо рядом с ним, настолько плохо без него, — она покачала головой. — И я не хочу такой любви. Совсем не хочу. Она меня уничтожит! Но не проходит и мгновенья, чтобы я не думала о нём. Я вижу его повсюду. Мне кажется, я вижу его во всех людях, кто хоть чем-то на него похож. И даже в тех, кто не похож на него совсем. В старом мэтре из университета, например, и вот даже в вас! — она усмехнулась и посмотрела вниз, смутившись от слишком внимательного взгляда своего собеседника. — Так можно сойти с ума! Я понимаю, что всё это просто моё воображение, всё это просто потому, что я очень хочу его увидеть, и это…это ужасно! Но я ничего не могу с собой поделать, — она развела руками, будто извиняясь, и спросила, снова взглянув на милорда Ландегара: — А вы как боретесь с вашими чувствами?

Ей показалось, что-то знакомое в его усмешке, в том, как дрогнула бровь, и он, потерев переносицу, ответил, переведя взгляд на огненные веера в руках факиров:

— Я не борюсь. И я не хотел бы забывать её даже за всё золото мира, — он сделал паузу, как будто подбирал нужные слова, а затем добавил негромко, словно говорил сам собой: — Эта любовь сделала меня лучше. Она меня изменила и… я благодарен ей за это. Раньше мне хотелось только разрушать, а теперь… Теперь я способен что-то созидать. Раньше я думал, что любовь — это зло. Но я ошибался. Не всякая любовь зло, и, наверное, всё зависит от тебя самого. В какой-то момент ты начинаешь понимать, что любовь — это единственная узда, которая удерживает твоё безумие от того, чтобы оно не сорвалось в галоп и не разрушило тебя окончательно. Она — моя узда, миледи Каталея, — он посмотрел на неё и улыбнулся, — хотя даже не знает об этом.

— Какое удивительное сравнение. Вы очень тонко чувствующий человек, милорд Ландегар, и это тем более удивительно, потому что так не соответствуете вашему образу, — она с улыбкой указала на его кружева.

— Ну, все мы в некотором роде носим маски и играем какие-то роли. Вы — будущей фаворитки, я — придворного хлыща с кружевным воротником.

Лея рассмеялась и покачала головой.

— Вы так самокритичны. Но дело в том, что у меня просто нет выбора, я должна быть здесь по велению королевы, а вы? Что вас заставляет носить маску?

— Один старый долг, который я ещё не выплатил. И как только я это сделаю, мне больше не понадобятся эти кружева.

— А как скоро это произойдёт? — спросила Лея осторожно, понимая, что вот он — подходящий момент, чтобы поговорить о её побеге.

— А почему вы спрашиваете, миледи Каталея? — милорд Ландегар прищурился, внимательно вглядываясь в её лицо.

— Ну… дело в том, что… Не знаю, как сказать, — она смутилась, задать нужный вопрос оказалось не так уж и просто, как ей думалось вначале.

— Говорите прямо, раз уж начали.

— Поклянитесь, что никому об этом не расскажете, — произнесла она, собравшись с силами.

— Клянусь, что никому об этом не расскажу, — он усмехнулся и приложил руку к груди, — да и сами посудите, кому я могу что-то рассказать? Я же здесь никого не знаю!

— Хорошо. Хорошо! Я вам верю.

— Так что вы хотели спросить, миледи Каталея?

— Вы вчера за обедом говорили о том, что снаряжаете корабль в северные земли. А как скоро он отплывёт?

— А вы с какой целью интересуетесь, миледи Каталея? — спросил милорд Ландегар с лёгкой улыбкой, и в его глазах заискрилось какое-то сумасшедшее веселье веселье. — Хотите сбежать в Астфолл?

Лея подняла на него взгляд и снова рассмеялась.

— Ну… Я хотела сказать, что это одна моя знакомая хочет отправиться в путешествие с двумя слугами, но, видимо, вы и так бы поняли, что это будет ложь.