Райчел Мид - Кровавые обещания
Я в изумлении смотрела на эту красоту, любуясь игрой драгоценных камней. Он надел украшение мне на шею и застегнул его. Провел пальцами по краям ожерелья и одобрительно кивнул.
— Прекрасно. — Его пальцы скользнули к бретельке сарафана, потом под нее; по коже пробежала волна трепета. — Подходит одно к другому.
Я улыбнулась. В прежние времена Дмитрий почти никогда не дарил мне подарков — просто не имел для этого средств, правда, я прекрасно обходилась без них. Теперь он буквально заваливал меня подарками.
— Где ты взял его? — Спросила я.
Металл холодил разгоряченную кожу, но не так, как его пальцы. Дмитрий лукаво улыбнулся.
— У меня есть свои источники.
Критический голос в голове, временами ухитряющийся пробиться сквозь туман, в котором я жила, заметил, что я увлеклась опасным вампиром. Однако его предостережения были тут же подавлены и канули обратно в облако моего дивного существования. Стоит ли из-за чего-то расстраиваться, когда ожерелье так красиво? Внезапно в голову пришла мысль, показавшаяся мне забавной.
— Ты прямо как Эйб.
— Кто?
— Мужчина, которого я как-то встретила. Эйб Мазур. Он воровской босс, он преследовал меня.
Дмитрий замер.
— Эйб Мазур преследовал тебя?
Мне не понравилось мрачное выражение его лица.
— Да. И что?
— Зачем? Чего он хотел от тебя?
— Не знаю. Он все время выспрашивал, зачем я приехала в Россию, но в конце сдался и просто требовал, чтобы я уехала. Думаю, кто-то на родине нанял его, чтобы он нашел меня.
— Держись подальше от Мазура. Он опасен. — Дмитрий разозлился, и это мне ужасно не нравилось.
Спустя несколько мгновений, однако, он успокоился, снова провел пальцами вдоль моей руки и еще ниже спустил бретельку.
— Конечно, такие люди не будут представлять проблему после твоего пробуждения.
Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что Дмитрий знал ответы на мои вопросы — относительно того, чем занимался Мазур. Однако разговор об Эйбе расстраивал Дмитрия, меня это испугало, и я поспешно сменила тему.
— Что ты делал сегодня?
Я осталась довольна своей способностью поддерживать нормальный светский разговор. Было трудно сосредоточиться, учитывая эндорфины и ласки Дмитрия.
— Кое-какие поручения для Галины. Обед.
Обед. Очередная жертва. Я нахмурилась. Ощущения, которые это известие породило во мне, были вызваны не столько отвращением, сколько... ревностью.
— Ты пил кровь ради удовольствия?
Он провел губами вдоль моей шеи, прихватывая кожу зубами, не прокусывая ее. Я тяжело задышала и прильнула к нему.
— Нет, Роза. Просто еда, вот и все. Очень быстро. Ты единственная, с кем я получаю удовольствие.
Эти слова вызвали у меня чувство самодовольного удовлетворения. Противный мысленный голос тут же заметил, что для меня это невероятно мерзкое и извращенное восприятие. Я постаралась не слушать его и переключилась на предвкушение укуса — обычно это заставляло голос разума умолкнуть.
Я коснулась его лица, провела рукой по удивительным, шелковистым волосам, которые всегда любила.
— Ты по-прежнему хочешь пробудить меня... но тогда блаженство останется в прошлом. Стригои не пьют кровь друг друга.
— Да, — согласился он. — Но оно того стоит. К тому же нас ждут удовольствия похлеще...
Какие именно удовольствия — он не пояснил, предоставляя свободу моему воображению. Дрожь пробежала по телу. Поцелуи и укусы опьяняли, но случалось, мне хотелось большего. Воспоминания о том единственном разе, когда мы занимались любовью, неотступно преследовали меня, когда мы были вот так близки, и мне часто страстно хотелось повторения. По какой-то неведомой для меня причине он никогда не доводил дело до секса, независимо от того, какой пыл овладевал нами. То ли использовал его как приманку, чтобы склонить меня к обращению, то ли между стригоями и дампирами существовала какая-то несовместимость. Могут ли живой и мертвый заниматься любовью? Когда-то мысль о сексе со стригоем казалась мне омерзительной. Теперь я просто не задумывалась о таких сложных проблемах.
Он постоянно раздразнивал меня своими ласками, прикосновениями к бедрам, груди и другим опасным местам, лишая секса. И, плюс ко всему, напоминал о том, как изумительно это было в тот единственный раз, в сторожке. Правда, его воспоминания были скорее дразнящими, чем любящими.
Когда сознание отчасти прояснялось, я искренне удивлялась тому, что все еще не стала стригоем. Туман, в который я погружалась под воздействием эндорфинов, заставлял соглашаться почти со всем. Я с удовольствием принаряжалась для него, безропотно оставалась в золоченой тюрьме и смирилась с тем, что примерно раз в два дня он убивал очередную жертву. Правда, несмотря на спутанность сознания, даже когда я особенно страстно хотела Дмитрия, я не могла заставить себя согласиться на обращение. Что-то внутри препятствовало этому. По большей части, услышав в очередной раз отказ, он просто пожимал плечам и сводил все к шутке. И все же время от времени я замечала искру гнева в его глазах. Подобные моменты ужасно пугали меня.
— Ну да, — поддразнила я его. — Опять вечная жизнь, непобедимость. Никаких препятствий у нас на пути.
— Это не шутка.
Ох! Мое легкомыслие вернуло ему жесткость. Желание и нежность, которые я только что видела в его глазах, разлетелись на миллион осколков. Руки, только что ласкавшие меня, внезапно стиснули мои запястья, лишая возможности двигаться. Он склонился надо мной.
— Так не может продолжаться вечно. Мы не можем оставаться здесь навсегда.
«Эй, будь осторожна, — пробормотал внутренний голос. — Он не шутит».
Рукам было больно, и я часто спрашивала себя, сознательно он это делает или просто не в состоянии сдержать свою силу.
Когда он в конце концов отпустил меня, я обхватила его за шею и попыталась поцеловать.
— Давай позже поговорим об этом.
Наши губы встретились, жар вспыхнул и опалил тела. Я чувствовала, что желание овладело и им, но спустя несколько мгновений он разорвал поцелуй. Выражение холодного недовольства так и не покинуло лицо Дмитрия.
— Хватит. — Он отодвинулся от меня. — Пошли.
Он встал, я тупо смотрела на него.
— Куда?
— На улицу.
Я в полном ошеломлении села на постели.
— А запрет? Мы не можем.
— Мы можем делать все, что я пожелаю! — Рявкнул он.
Протянув руку, он помог мне встать. Мы направились к двери. Он, как и Инна, умело прикрывал от меня цифровую клавиатуру, но сейчас это не имело значения. В моем теперешнем состоянии такую длинную последовательность мне в жизни не запомнить.
