Ирина Гоба - НеМир

Обычно я просыпаюсь с первыми лучами солнца вне зависимости от того, в какое время лег спать. Сегодняшнее пробуждение отличается от обычного. Во-первых, я сразу понял, что утро уже далеко не раннее. Во-вторых, я проснулся не сам — меня разбудило легкое прикосновение к щеке. Я резко открываю глаза и вижу сидящую возле дивана девочку. Она улыбнулась мне, и приложила руку к сердцу, как бы извиняясь за то, что разбудила. Потом складывает ручки в умоляющем жесте и показывает в сторону ванной комнаты. Я быстро встаю и подхватываю ее на руки:

— Маленькая моя, как же ты дошла до дивана? Давно проснулась?

Да, Рэд. Это уже не смешно. Мало того, что ты говоришь с глухой, так еще послушай, что ты говоришь. Маленькая моя… Да у меня с головой вообще все в порядке?

Девочка, естественно, никак не реагирует на мои слова, но снова показывает, что ей срочно надо в ванную.

Мой кабинет — единственное место, в котором мы никогда не отключаем Защиту. Мы с Виленом только что закончили обсуждение забастовки на целлюлозной фабрике. Я посмотрел на свои наручные часы, и подумал о том, проснулась ли уже моя девочка… При этом в сотый раз отмечаю ненормальность поведения моих мыслей, которые постоянно возвращаются к ней.

Да, и пора сообщить Вилену:

— Я хочу, чтобы ты начал подготовку свадебной Церемонии.

— Чего?

Не имею привычки повторять свои вопросы:

— Сколько тебе понадобится времени на это?

Мой брат недоверчиво улыбается:

— Ты все-таки решил…

— Да.

Вчера мы уделили этому вопросу достаточно внимания. Вилен спорил, предлагал другие варианты, утверждал, что это не укладывается ни в какие рамки, брызгал слюной, исходил на говно… Если бы он не был моим братом, то, наверное, не пережил бы ту перепалку, и сегодня его бы уже похоронили. Но, он, все-таки, мой брат, и поэтому, я, нехотя, в последний раз повторяю свои аргументы:

— Для меня главное — это ее безопасность. Точка. Теперь через запятую. Устроить ее на какую-либо работу здесь, или где бы то ни было — небезопасно, потому что она — глухо-немая и, по всей вероятности, дурочка, так что ее может обидеть любой желающий. Дать ей духовный сан — небезопасно, потому что она….

Вилен меня перебил:

— Потому что она — глухо-немая и, по всей вероятности, дурочка, — он четко скопировал мой монотонный голос, — и, тем самым, не сможет не только принимать участие в ритуалах, но и поставит под сомнение наши слова, о том, что она — особенная, и что это глас Божий велел тебе спасти ее. Безусловно, ты был абсолютно прав, представив Настоятелю ее «чудесное спасение», как Указ Небесной Канцелярии. Безусловно, не сделай ты этого, все бы начали задаваться вопросом, почему ты не использовал раньше и не собираешься использовать в дальнейшем свой Дар Исцеления на других людях. Это я понимаю и принимаю — мол, эта девочка — исключение из исключений, и, если вы хотите еще раз испробовать мой Дар на ком-то другом, то ждите Знамения свыше.

Теперь уже я перебиваю его:

— Это все говорено-переговорено. Может, хватит?

— Давай найдем ей другого мужа, кого-то из духовников. Да любой из них усрется от радости, став мужем женщины, которую исцелил сам Избранный по гласу Божьему.

— Опять же, где гарантии ее безопасности? Ты что, будешь навещать их и спрашивать «хорошо ли с тобой обращаются, сыта ли ты девица, в тепле ли ты красная?»… Нет, только себе и тебе я могу доверить ее защиту. Ты ясно высказал вчера свое мнение по этому вопросу. Так что остаюсь только я.

— Но это же бред. Ты понимаешь, что лишаешь ее выбора? Ты понимаешь, что она может быть несчастной с тобой? Ты понимаешь…

— Вилен, стоп. Я не понимаю, что такое «счастлив-несчастлив». Я понимаю только одно. Ее безопасность — превыше всего.

— Да почему, черт бы тебя побрал? Да что тебе до ее безопасности?

— Не знаю.

— Но ты же тем самым приносишь себя в жертву ее безопасности!!!

— Я ничем не жертвую. Ты не примеряй себя ко мне. Я, в отличие от тебя, ничего не чувствую, поэтому в моей жизни ничего не изменится, если кто-то станет моей женой. Так что, почему этой «кто-то» не сможет стать эта девочка?

Вилен вносит в комнату завтрак и сообщает нам радостным голосом:

— Рэд, я придумал ей имя. Красавица, как тебе нравится Бэмби? По-моему, тебе оно подходит идеально.

Девочка даже не моргнула в ответ. Она продолжает всем своим видом демонстрировать протест…

Еще вчера выяснилось, что девочка нас слышит. Точнее, она сама сообщила нам об этом. Вилен как раз рассказывал мне, что Церемония пройдет через два дня, и что нам надо обсудить ее детали. Девочка хлопнула в ладоши, привлекая к себе наше внимание, и показала на свое ухо. Мой брат среагировал моментально:

— Ты показываешь, что можешь слышать наш разговор?

Она утвердительно кивнула.

Потом Вилен задал еще ряд вопросов: Говорить можешь? Как тебя зовут? Откуда ты? Сколько тебе лет? Кто твоя семья? Ты — немая от рождения?

На все эти вопросы она в ответ либо качала головой, либо пожимала плечами.

Тогда спросил я:

— Ты знаешь язык жестов?

Опять отрицательный ответ.

Вилен зашелся в рассуждениях:

— Рэд, почему она может слышать, а говорить — нет?

— Не знаю, но она пришла Туда уже немая.

Я сказал «туда» и посмотрел на девочку:

— Ты помнишь, как попала в крепость?

Она сморщила лобик и вопросительно посмотрела на меня. Я уточнил:

— Я имею в виду крепость, находящуюся в селении сообщества Никлэдов? Ту крепость, где тебя пытали?

У меня пересохло горло, когда я вспомнил ее в той камере…

Девочка посмотрела на меня с неподдельным ужасом. Показала на себя пальцем, как бы спрашивая «Меня? Меня пытали?».

Я не знал, стоит ли ей рассказывать о том, что видел собственными глазами, и то, что мне стало известно со слов ее палачей. Как описать ей все то, что с ней делали. Да и нужно ли ей это знание. В данной ситуации — ее счастье в неведении. Возможно, Мирослава, исцелив ее тело, смогла каким-то образом стереть ее воспоминания. По крайней мере, я не вижу другого объяснения.

Потом я решил спросить:

— Хорошо, а что ты помнишь?

Она показала на меня и на свои глаза. Я уточнил:

— Ты помнишь мои глаза?

Кивок. Продолжение списка вопросов:

— А что ты помнишь до этого?

Нешироко раскинула руки в стороны и покачала головой.

Это был наш первый с ней «диалог», и я удивился насколько легко понимал значение ее ответов:

— Ты хочешь сказать, что ничего не помнишь?

Она закрыла лицо руками, и я подошел к ней, чтобы успокоить: