Как повываешь? - Жаклин Хайд
Все будет хорошо, мне просто нужно перекусить и мистер Дарси отправит меня в страну грез. Гордость и предубеждение плюс углеводы — идеальное тонизирующее средство для дерьмового дня, в котором я очень нуждаюсь из-за Аллана. Управляющий замком любит разговаривать со всеми так, будто они пятилетние дети с проблемами со слухом. Излишне говорить, что как только все обнаружили, что мистер О'Дойл уехал, через кухню пронеслась целая вереница людей, причем меня, очевидно, пропихнули на руководящую должность, чтобы хоть кто-то противостоял Аллану. Хитрецы.
Я думала, что никого не могу ненавидеть больше, чем Коннора, но Аллан смог бы соблазнить святого на убийство.
— Да ладно, — простонала я.
Лицо искажается от понимания, что на подносе отсутствуют важные предметы: столовые приборы, которые мне нужны, чтобы не оставлять крошки по всей кровати. Я вздыхаю и разворачиваюсь обратно. Я словно обречена всегда забывать о той единственной вещи, которая мне нужна. Готовя на кухне, я редко что-то теряю, но если меня попросить доставить какой-нибудь предмет из одного места в другое, я окажусь безнадежной.
Я всегда что-то забываю, будь то дома, в кинотеатре или в продуктовом магазине. Тьфу. Я толкаю деревянную дверь, и она не поддается. О нет. Поднос шатается, и я не могу удержать его в равновесии, когда кто-то толкает дверцу в противоположном направлении, прямо в меня.
Я кричу, тарелки разбиваются, падая на пол, еда разлетается по комнате, а обжигающе горячее какао льется прямо мне на грудь, пропитывая тонкий голубой ночной халат.
Мой визг эхом отдается от стен замка, и я могу только представить, что моя кожа будет выглядеть как у Энакина Скайуокера9 после перехода на темную сторону.
— Оооооой! Какого черта, чувак?! — я опускаю взгляд на красные полосы, образующиеся на моей груди, и оттягиваю рубашку от кожи.
— Какого черта ты делаешь? — раздается отчетливый мужской голос у меня за спиной.
Коннор.
Тело покалывает от осознания его близости, и моя спина выпрямляется. Ноздри раздуваются, наполняясь ароматом шоколада — мое долбаное какао.
— Я?! Ты толкнул в меня дверь!
Я сопротивляюсь желанию поворчать по поводу испорченной еды и вместо этого направляю свою ярость на него. Не помогает и то, что с тех пор я каждый день втайне переживала наш поцелуй в ночь бала, и вот теперь он снова портит мне вечер после долгого дня.
— Извини. Я думал, что засов заклинило, — говорит он почти ласково, и мне приходится сделать двойной вдох, прежде чем он хмурится. — Какого черта ты шляешься без дела в два часа ночи?
Ах. Вот и он, знакомый мне придурок.
Вид его босых ног заставляет меня призадуматься, и я перевожу взгляд на серые спортивные штаны. О, нет, туда я не посмотрю… Но загорелая мускулистая грудь без рубашки и уложенные волосы делают что-то странное с моим животом.
Очевидно, несколько дней вдали от замка пошли ему на пользу, но мне на это насрать. В последний раз, когда мы виделись, я швырнула ему в голову кекс, надеясь, что он его уничтожит.
— Существует ли правило комендантского часа для персонала, о котором я не знаю?
— Возможно, должно существовать, — он свирепо смотрит на меня, и в памяти всплывает образ того, как я валю Дойла на землю и душу до тех пор, пока у него не вываливается язык изо рта, а также возможное фото из тюрьмы в моей любимой рубашке. Оно того не стоит. Боже, он такой придурок.
— Послушай, О'Дойл, я знаю, что тебе, должно быть, тяжело, но если бы ты мог проявить хоть унцию, — я поднимаю два пальца и сжимаю их, — или просто капельку доброты и не лаять на меня, как собака, это было бы впечатляюще.

Коннор О'Дойл
— Прости? Ты только что процитировала Билли Мэдисона10? — я моргаю, потому что наверняка неправильно ее расслышал. На моем лице появляется хмурое выражение из-за того, что мой тон непреднамеренно понижается до тона лондонского сопляка. — Я даже не начинал лаять на вас, леди.
Но я мог бы, и меня поражает желание гавкнуть ей в лицо.
— Ты слышал, что я сказала, — она усмехается, ее лицо темнеет с каждой секундой, по мере того как возмущение искажает черты.
Пульсация в моем виске усиливается, и я стону, не заботясь о том, что она думает. Жалкая женщина. Когда я направлялся ко входу в подвал, я знал, что ее запах будет разноситься по кухне как сумасшедший, но не ожидал столкнуться с ней. После пробежки по лесу я всего лишь хотел быстро перекусить на кухне, прежде чем отправиться на ночлег. Но вместо этого мне пришлось разбираться с последствиями от столкновения.
— Что ты вообще делаешь, разгуливая в таком виде? — она морщится, но ее пульс говорит совсем о другом.
Ее взгляд задерживается на моей груди и мышцах, и во мне поднимается волна желания.
— Боюсь, тебе придется пояснить, почему ты вообще считаешь, что я должен оправдываться, — говорю я, и в моем тоне звучит снисходительность.
Лучше, если она меня возненавидит, чем будет так на меня смотреть.
Она скрещивает руки на груди, и ее взгляд становится тяжелым.
— И ты, и мистер Цепеш уехали отсюда, никому не сказав ни слова, посреди ночи. Аллан такой напыщенный, что почти ни с кем не разговаривает, а если и говорит что-то, то это отвратительно, — отвечает она, и ее лицо искажается в гримасе.
Отвратительно?
— Я и не знал. Обязательно добавлю быть вежливым в список обязанностей Аллана.
Лунный свет струится по ее лицу, переливаясь на темно-каштановых волосах, зачесанных наверх, но спадающих прядями по плечам. Она одета более скромно, чем я привык.
— Это замечательно, спасибо. Это будет очень кстати, — огрызается она, ее глаза полны ненависти, а губы сжаты в ровную линию.
Я поражаюсь тому, как покраснело ее лицо, и как она злится, но потом ее взгляд падает на мою грудь, и она отводит глаза. В следующее мгновение моя спина выпрямляется, когда я осознаю, что мы делаем. Почему меня должно волновать, какого дьявола она делает в столовой в два часа ночи? Это мой замок — во всяком случае, частично.
— Отправляйся в постель, — говорю я ей, прежде чем повернуться и
