Високосный год - Юрий Тарасов
— Ну, что ты, маленькая моя? Это всего лишь кошмар. Сейчас весь его туман рассеется, и ты вернёшься в наш счастливый мир, — и он с нежностью поцеловал её в солёные от слёз губы.
— Любимый, ты приснился мне в какой-то непонятной, чужеземной одежде, похожей на какой-то плащ, но это был не просто плащ, а что-то очень плотное, серое. И ноги твои были облачены в штаны, — она продолжала всхлипывать и судорожно трястись, — а потом ты стал куда-то падать, и я пыталась схватить тебя за руку, но твои руки всё время выскальзывали, потому что были в крови! А потом какой-то страшный человек с капюшоном на голове подвёл меня к пропасти. Я стала кричать и снова увидела тебя в этой странной одежде. Ты подошёл к нам и встал перед этим страшным человеком на колени, а меня как будто вовсе не видел! Я стала кричать ещё громче, и тогда он толкнул меня в пропасть, — она снова разрыдалась.
— Да что же ты, родная моя? Чего только не привидится после таких жарких дней. Давай завтра же сходим на ипподром! И вообще, устроим себе праздник! Будем есть, пить вино и много смеяться! — и Андрей с любовью посмотрел ей в глаза. На её заплаканном лице появилась искренняя улыбка, она глубоко вздохнула и положила голову на грудь мужу.
Днём в соборе было немноголюдно. И это неудивительно. День, когда можно прийти и открыто исповедаться в своих грехах перед священнослужителем, был не самым популярным днём среди прихожан. Одно дело исправно креститься, поститься, молиться, честно посещать все службы, подавая окружающим пример жизни богобоязненной, жизни во Христе, и совсем другое, вслух, при посторонних, рассказать о всех сторонах своей жизни, огласить весь список своих греховных поступков. Да ещё, упаси Боже, дать понять окружающим, что поступки эти, в общем-то, сделаны по доброй воле, а не по велению проклятого лукавого. Или того хуже, ради удовлетворения своих потребностей, которые, сколько б не бился лбом об пол храма, никуда не деваются. Проще признать себя одержимым бесами, тем самым преспокойно оправдать себя пред лицом религии и простить себе приобретённые слабости. А затем отдаться в мудрые объятия Церкви. Но лишь до следующего неминуемого совращения бесами, будь они трижды прокляты.
Когда солнце вошло в зенит, а температура раскалённого воздуха достигла своего апогея, в храм вошла босая девушка в чёрной накидке до пола и с капюшоном на голове. Она сложила руки в молитвенном призыве и встала в конце небольшой очереди.
В это время Андрей выслушивал высосанную из пальца исповедь. Местный торговец Ицхак, когда-то приехавший сюда из Иерусалима, усердно каялся в недостаточной любви к своей жене, которая в крайней степени прекрасная женщина, но с другой стороны совершено неэкономна и расточительна:
— Вообразите себе, Андрюша, — полушепотом говорил он:
— За прошлый месяц я таки наторговал в полтора раза больше, чем в позапрошлый. Я не высыпался и совершенно потерял свой здоровый вид, который я с честью унаследовал от своей покойной мамы. Царствия ей небесного, — он грустно взглянул на распятье, расположенное на стене храма, при этом зачем-то поцеловал руку Андрею и продолжил:
— И всё ради нашего общего достатка! А что моя Рахель? Таки я вам отвечу! Вместо того чтобы восхвалять своего праведного и порядочного мужа и беречь добро, заработанное с таким трудом, эта еврейская женщина пошла на базар и стала скупать там шелка и золото! Как это возможно, ответьте, Андрей? Так я ей и сказал: «Как это можно, Рахель?» В каком таком Израиле могли сделать такую женщину? — он возмущённо посмотрел на Андрея:
— И я бы понял её мотивы, если бы мы жили в нужде. Но, ей-богу, Андрей, на той улице Иерусалима, где когда-то родилась моя Рахель, не было и нет ни одного мужчины, который столько бы давал своей жене, сколько даю я! Даже покойный папа Иосиф не имел таких возможностей. О, Всевышний, за что мне это горе? — и он картинно вознёс руки к небу.
Ицхак был одним из немногих евреев, которые приехали в Константинополь на время, а остались навсегда. И, конечно, спустя годы, местный уклад и традиции накладывали определённый отпечаток на образ жизни всякого приезжего человека. Хотя, как тебе известно, мой читатель, кто ищет, тот всегда (и везде!) найдёт. В частности, Ицхак, имея вполне приличную прибыль, мог позволить себе компанию не вполне приличных барышень. Конечно же, в тайне от своей супруги. Также было достоверно известно, что Ицхак частенько выпивал в кругу уважаемых им людей. И так как альтернативных мест для общения с Богом здесь не существовало, Ицхак, родившийся в семье иудеев, посещал христианский собор. И потом, он испытывал к Андрею вполне тёплые и дружеские чувства. Андрей выслушал его и с улыбкой ответил:
— Ицхак, а может, дело не в доходе и не в том, сколько вы отдаёте жене, а в том, что ей хочется другого внимания от мужа? В конце концов, просто внимания? — он вопросительно посмотрел на него.
— Андрей, вы хо́чите мне сказать, что я мало внимания уделяю своей Рахель? — возмутился Ицхак.
— Я хочу сказать, что вы много внимания уделяете другим особам. А могли бы это время провести с женой, — Андрей снова
