Бобби Хатчинсон - Возрождение любви
Он знал, что индейцы не прикоснутся к отравленной еде, но они прекрасно изобразили отравление, хватаясь за животы и оглашая тюрьму громкими стонами.
Он раздал стражникам лечебный напиток, позаботившись о том, чтобы в стаканах, предназначенных для них, было сильное снотворное. Хромой Сове он сказал, чтобы лошади ожидали их в полночь за частоколом на задворках форта. Перелезть через стену для молодых сильных воинов будет детской забавой, а Майлс проинструктировал их о времени, когда стража совершает обход, и о том месте, где им будет наиболее безопасно карабкаться на стену.
Домой в этот вечер Майлс приехал несколько позже обычного.
Он занимался любовью с Пейдж нежно, прижимая ее к себе, пока она не заснула. Тогда он встал и вышел из дома, каждый нерв у него был натянут, мускулы болели от напряжения в ожидании звуков тревоги, которые могли донестись из форта.
Будет ли у индейцев достаточно времени, чтобы сбежать незамеченными? Огромная летняя луна плыла по небу, а Майлс отсчитывал минуты, а потом и часы. Царила тишина, и он постепенно начал успокаиваться.
Тревога началась перед самым рассветом, и Майлс мрачно усмехнулся, понимая, что побег удался. Внуки Хромой Совы уже давно находятся далеко отсюда.
Он вернулся в постель.
На следующее утро форт гудел от новостей.
Стража проснулась только в четыре часа утра, обнаружила исчезновение арестованных и подняла тревогу, но было уже слишком поздно ловить их, хотя разослали патрули и наняли лучших разведчиков искать следы беглецов.
Майлс немедленно отправился к инспектору и объяснил, что накануне вечером стража и арестанты были больны и что, возможно, из-за лекарственного напитка, который он им дал, молодой стражник спал более крепко, чем полагалось.
Майлс извинился и настаивал на том, что, если кого-то обвинят в побеге, он готов разделить вину. Он объяснил, что применил более крепкое снотворное, чем предполагал.
– Спали они или нет, но остается тайной, как эти дикари выбрались из камеры, – проворчал инспектор. – Цепь на месте, висячий замок в порядке, а камера пуста. Тут невольно задумаешься о колдовстве.
Стражника отпустили с легким выговором, а побег так и остался тайной.
Последовавшие за этим дни были горько-сладкими. Майлс знал, что вскоре придет сигнал от Хромой Совы, и каждую свободную минуту проводил с Пейдж.
Держась за руки, они гуляли по своим излюбленным тропинкам вдоль реки, наблюдая, как лето переходит в осень. Ребенок, которого носила под сердцем Пейдж, с каждым днем становился все крупнее, и они смеялись над тем, какой он растет большой и активный. Майлс настаивал на том, что это девочка, но Пейдж сказала, что она знает: это мальчик.
Они без конца обсуждали проблему, какое имя дать ребенку. Договорились, что, если это будет мальчик, они назовут его Александром, а если девочка – ей дадут имя Эмили.
По ночам, лежа без сна рядом со спящей женой, Майлс прижимал ладонь к ее возвышающемуся животу и слышал, как ребенок толкается и ворочается в ней, и слезы, которые он безжалостно подавлял при свете дня, текли по его щекам и увлажняли подушку.
В один из дней он запряг двуколку, и они поехали навестить Клару и Тео, захватив с собой много всякого домашнего добра, в котором, как они предполагали, Флетчеры могут нуждаться.
Майлс знал, что их друзья живут в амбаре, единственном строении, не сожженном индейскими грабителями во время восстания. Большая часть имущества Флетчеров была сожжена или разграблена, а учитывая, что у них, кроме Элли, появились еще двое детей, Майлс и Пейдж задумывались, как они там управляются.
Они въехали во двор ранним утром. Данни стремительно выбежал им навстречу из-под навеса, где он помогал Тео доить корову.
– Это док! – Его карие глаза горели от возбуждения, когда он бежал к двуколке с криком: – Тео, скорее, это док приехал! – Он задыхался от волнения. – Представляете, док, наша кошка вчера ночью родила котят, четырех. Тео говорит, что каждый из нас, детей, может взять себе котенка и ухаживать за ним. Я покажу вам моего. Тео говорит, что это единственный среди них кот, он говорит, что мне нужен кот, потому что женщин в этой семье больше, чем мужчин.
Майлс засмеялся, помог Пейдж осторожно слезть с двуколки, потом потрепал мальчика по его соломенным волосам. Он познакомил Данни с Пейдж, мальчик застенчиво улыбнулся ей, его веснушчатое лицо выглядело открытым и счастливым.
Майлс смотрел на мальчика, припоминая трупы на дворе другой фермы, маленькую девочку, рыдавшую у тела убитой матери, и мальчика, изо всех сил старавшегося храбриться. Это было замечательно – видеть, каким стал теперь Данни.
Навстречу им шагал Тео, его бородатое доброе лицо расплылось в улыбке, и Майлс обратил внимание на то, как Данни подражает повадкам Тео, стоит, расставив ноги и засунув руки в задние карманы своих хлопчатобумажных брюк.
Клара с Элли на руках и с Мисси рядом уже бежала приветствовать их. Обе маленькие девочки были в одинаковых клетчатых платьицах с белыми воротничками. Клара, как всегда, занималась шитьем.
– Заходите. – Глаза у нее за круглыми стеклами очков засияли радостью, когда она увидела разбухший живот Пейдж. – Как я рада вас видеть! Кофе на столе, и я только что испекла целую кастрюлю имбирных коврижек.
Стол представлял собой доску, лежавшую на двух козлах для пилки дров, а стульями служили ящики, но было совершенно очевидно, что Клара, Тео и трое детей не были бы более счастливы в каком-нибудь особняке.
Элли и Мисси сидели на полу, болтая, как могут болтать только маленькие девочки, играя в матерчатые куклы, которые им сшила Клара. Данни прилип к Тео, выступая как старший брат, когда он делил между маленькими девочками тянучки, леденцы и конфеты из черной патоки, которые привезли Майлс и Пейдж.
Пейдж смотрела, как Майлс брал одну девочку за другой себе на колени, играл с ними, заставлял их хихикать. Она видела его нежную улыбку, когда он держал их. Она заметила, как следили его глаза за Данни, и обратила внимание на их мечтательное выражение.
Было даже больно осознавать, что он мужчина, который так любит детей.
Боль в ее сердце становилась просто невыносимой.
Она отдала бы все на свете, чтобы вручить ему их собственного ребенка. Чем ближе подходило время ее родов, тем меньше она хотела даже пытаться уйти отсюда.
Но чем больше становился ее еще неродившийся ребенок, тем яснее понимала она, что если не получит современного ей медицинского обслуживания, то и она и ребенок могут умереть.
Порой ирония всей ситуации заставляла ее рот кривиться в горькой улыбке. Она вспоминала выражение, к которому ее партнер Сэм Харрис прибегал в таких случаях.
– Бедняга, – сказал бы Сэм, – он попался между скалой и твердой плоскостью.
Вот в таком положении она сейчас оказалась.
Попалась между скалой и твердой плоскостью.
Прошло еще две недели, и до родов оставался всего месяц.
Поиски бежавших арестантов прекратили.
Спустя два дня Хромая Сова прислала Майлсу сообщение. Пришла пора устраивать церемонию. Майлс должен привезти Пейдж к индейской деревне и оставить ее.
В ночь перед этой поездкой Пейдж говорила часами, пока они наконец не легли спать, пытаясь не заснуть в темноте комнаты, стараясь нарисовать Майлсу словесную картину того мира, в котором она окажется, если магия Хромой Совы сработает.
Майлс понимал, что все эти слова должны быть щитом против боли, страха, что они вот-вот расстанутся.
– И я никогда не рассказывала тебе про одноразовые пеленки?
– А что про них?
Майлс лежал, сжимая ее в своих руках, обнимая ее талию, тела их прижимались друг к другу так тесно, насколько позволял ее вздувшийся живот. Неродившийся ребенок ворочался между ними, толкаясь в своем теплом коконе.
Последние несколько недель они уже не занимались сексом, но в том, как они лежали вот так рядом, была глубокая чувственность.
Майлс прошелся пальцами по ее спине, взял в руку ее располневшую грудь, ставшую благодаря беременности такой налитой, что она уже не помещалась в его горсти, тронул пальцем ее висок, нащупал ее высокие скулы, прямой нос, упрямый подбородок, мягкое горло.
Он хотел запомнить ее на все те одинокие ночи, которые его ожидали.
– Их теперь перестали стирать, пеленки мягкие и хорошо облегают спинку ребенка, и они не разлагаются под воздействием микроорганизмов. Они близки к Велкро, я тебе рассказывала когда-нибудь про Велкро?
Он понятия не имел, о чем она говорит. Он уже какое-то время вообще не прислушивался к ее словам. Вместо этого он впитывал звучание ее голоса, его тембр, ее манеру выделять какие-то слога. Она засыпала, он мог судить об этом по тому, как ее мускулы медленно расслаблялись, а голос становился тише и менее различим.
– Это такой клеющийся материал… – Она еще теснее прижалась к нему. – Ты просто прикладываешь их друг к другу.
