Свет - Рейвен Кеннеди
Всю свою жизнь я избегала этого предела, но каким бы неровным, болезненным и крутым он ни был, я его нашла.
– Но я должен был…
– Нет, – перебиваю его я. – Я должна была это сделать ради себя. Никто меня не спасет. Никто не сразится в моей битве. Это должна была стать я, понимаешь?
Он борется с чувствами. Я вижу: он по-прежнему считает, что подвел меня, по-прежнему злится, что его там не оказалось. И я понимаю. Правда. Но…
Я встречаюсь с ним взглядом, чтобы он увидел в моих глазах правду.
– Это я должна была себя спасти.
Его взгляд становится задумчивым.
– И ты спасла. Черт возьми, ты спаслась, – говорит он, и в каждой букве сквозит гордость. – Но мне претит, что ты чувствуешь себя виноватой. Мидас получил по заслугам. Он и правда был гадким монстром. Не ты. Если хочешь винить кого-то в его смерти, то вини меня, потому что я должен был убить мерзавца до того, как он тебя ранил. Но я не могу, черт возьми, смириться с тем, что ты сожалеешь…
– Погоди минуту, – перебиваю я, взмахнув рукой в воздухе.
Рип останавливается, не сводя с меня взгляда.
И внезапно я понимаю, с чем еще он сражался, о чем все это время думал. То были сведения, которые напели ему на ухо. Я сражалась с воспоминаниями о той ночи, сражалась с тем фактом, что моих лент больше нет, а также со своей своенравной магией. Но и он также сражался с этим в одиночку, не меньше моего.
Я смотрю ему прямо в глаза.
– Хочу, чтобы ты выслушал меня очень внимательно.
Он собирается с силами, будто человек, оставшийся без крова под проливным дождем.
– К черту Мидаса.
Он удивленно смотрит на меня.
– Что?
– Ты слышал. К черту. Мидаса.
Великие Боги, как это приятно произносить.
Он трясет головой, словно пытается прочистить ее и не может поверить в услышанное.
– Моя вина заключается в том, что я втянула в свой приступ ярости невинных людей. В моих сомнениях относительно моей силы. Но Мидас? Нет. Я рада, что убила его, – решительно и твердо произношу я. – И жалею лишь о том, что не сделала этого раньше.
Он смотрит на меня, словно в ожидании, что в этой лжи вот-вот появится трещина. Но я говорю совершенно всерьез.
– Ты правда рада? – осторожно спрашивает он.
Я киваю.
– И чувствую облегчение. Никогда не испытывала такого облегчения. Она просто… ушла.
– Что?
– Клетка.
Рип не просит меня пояснить, потому как по выражению его лица вижу, что он понимает.
– Я пока пытаюсь уложить это в голове.
– Его смерть? – спрашивает он.
Я качаю головой.
– Нет. С тем, как он контролировал мои мысли. Мои решения. Мою жизнь. Даже сейчас я понимаю, что сторонюсь людей не только из-за своей силы, но и потому, что он не желал, чтобы ко мне прикасались. Я смотрела на все однобоко: он убедил меня, что мое мнение неверно. Если я что-то чувствовала, он убеждал, что я безумна или слишком бурно реагирую.
Все воспоминания накатывают стремительно. Столько незначительных мгновений. Порой я была слишком слепа, чтобы их распознать. Слишком запугана сладкозвучными словами в позолоченном замке.
– Вот в чем дело, – объясняю я. – В мелочах. В том, какой я стала покорной. Притесненной. Я была для него всего лишь дорогой игрушкой. Средством добиться того, куда он хотел попасть. И я вымостила ему этот путь золотом. Даже сейчас я волнуюсь, что он будет вечно меня преследовать. Волнуюсь, что мной все равно будут помыкать. А если я никогда не исцелюсь от его манипуляций? Если никогда не возмещу урон, который он причинил моей личности?
Наступает долгое молчание, а потом Слейд говорит:
– Ты пережила серьезную эмоциональную травму, и потребуется время, чтобы от нее исцелиться. Но ты должна знать, когда нужно быть снисходительной к себе, а когда взять себя в руки. И если начнешь сомневаться, просто остановись и прислушайся к голосу разума. Если слышишь свой голос, а не Мидаса, то знай: ты одолеешь этого подонка.
Одолеешь этого подонка.
Мне нравится, как это звучит.
– Если честно, я была готова к тому, что меня накроет чувство вины, что одолеет сожаление. Мидас так долго манипулировал моими чувствами, что я ни секунды не сомневалась в том, что последствия не заставят себя долго ждать. Но то, что он со мной сделал…
Я прочищаю горло и отвожу взгляд, засунув руку в карман пальто. Кручу пальцами обрывок ленты, и атласная ткань обвивается вокруг моей руки, придавая сил.
– Я не чувствую сожаления или вины, – признаюсь я. – Я просто чертовски злюсь. Злюсь, что так долго это терпела, что позволила ему столь многого меня лишить. Я злюсь на всех, кто причинял мне зло или использовал. И злюсь, что не подумала спасти себя раньше. Не знаю, как совладаю со всеми этими чувствами, но я больше не боюсь. Я не испытываю вины или сожаления. Во мне бурлит только непреодолимый гнев.
Рип улыбается.
– Хорошо. Воспользуйся яростью, чтобы набраться смелости.
Я втягиваю воздух, и тот фейский зверь во мне почти мурлычет от его заявления.
– Гнев может многое, – продолжает Рип, проводя большим пальцем по острым кончикам шипов. – Может утащить тебя на дно, ожесточить. Но если воспользуешься им иначе, то гнев может стать опорой для твоей решимости.
– Говоришь так, словно знаешь на личном опыте.
– Знаю. Я научился использовать гнев в своих интересах.
У меня вызывает интерес мысль о том, что можно воспользоваться гневом, высеченным в глубине моей души.
– Выходит, ты не станешь говорить мне о том, чтобы я спокойно жила дальше и дала это делать другим? И о том, что я должна преодолеть свой гнев и забыть о нем?
– Черта с два. Я научу тебя им пользоваться.
Глава 29
Аурен
Раньше я захлебывалась в своем гневе, вязла в нем, становилась озлобленной и несчастной. Но теперь знаю, что могу использовать его иным способом – для обретения силы. Разве можно отказаться от такого шанса?
Я всегда была чересчур покорной. Думаю, покорность часто по ошибке принимают за слабость, но на самом деле это
