Двое для трагедии. Том 2 - Анна Морион
– Где она? – настойчиво повторил я свой вопрос.
Ответом мне было молчание.
– Если сейчас вы скажете, где она, я прощу вам то, что вы сделали, – сказал я, решив, что, возможно, они боялись моего гнева на них.
– Седрик, ты не… – начал отец, но голос матери перебил его.
– Постой, Грегори. Нет смысла лгать – он все знает.
Моя душа, мертвая и сгоревшая, словно встрепенулась от этих слов. Я обернулся к матери, все еще оставаясь в лучах солнца.
– Ради Бога, Седрик, уйди в тень! Не могу смотреть на тебя, когда ты в таком виде! – горячо воскликнула мать, подходя к своему супругу.
Я не двигался с места: просьба матери была мне безразлична – слишком сильно я был зол на нее, но потом все же зашел в тень – было глупо ребячиться и противостоять родителям маленькими пакостями. Все мы были взрослыми и должны были решать проблемы так, как положено взрослым.
– Да, мы были у Вайпер и убедили ее позвонить тебе, – тихим голосом сказала мать.
Я мрачно усмехнулся.
– Не сомневаюсь в этом, – холодно сказал я. – Просто скажите мне, где она, и тогда, клянусь, я прощу вам и никогда в жизни не укорю этим.
– Мы объяснили ей, что она не права, и что для вас обоих будет лучше, если вы расстанетесь. Она поняла это, и ты должен понять.
– Вы не убедили, а заставили ее позвонить мне. И я знаю, чем вы пригрозили ей, в случае отказа.
– Даже если это так, ты должен знать: все это – для твоего блага! – Мать положила руку на сердце, и этот глупый жест вызвал у меня насмешливую улыбку.
– Какое право вы имеете распоряжаться моей жизнью! Какое право вы имеете делать выбор за меня! – Я повысил голос, еле сдерживая свой гнев.
– Имеем! Мы дали тебе жизнь! И я, твоя мать, родившая тебя, как никто другой имею право распоряжаться твоей жизнью! Твоя жизнь принадлежит мне! Мне, а не тебе, и, тем более, не этой проклятой смертной! – вскрикнула мать.
– Эта проклятая смертная мне дороже, чем все вы, – мрачно процедил я сквозь зубы.
– Замолчи! Замолчи, несчастный! Как ты смеешь говорить такое своей матери? – громом прозвучал крик отца.
– А как смеете вы отбирать у меня то, что вам не принадлежит? Как вы посмели отнять у меня Вайпер! Законченные эгоисты, вы не можете принять того, что ваш сын любит смертную? – невольно сжав кулаки, процедил сквозь зубы я.
– Да! И я проклинаю тот день, когда вы встретились! – с яростью парировал мне отец.
– А я проклинаю день, когда вы дали мне жизнь, раз сейчас собственноручно отобрали ее у меня!
– Ты не понимаешь, что говоришь! – крикнула мать.
Но я не слушал ее: я быстро зашагал по залу, не помня себя от ярости.
– Где Вайпер? – в очередной раз потребовал я ответа.
– Ты больше никогда не увидишь ее, – хладнокровно сказал отец.
– Что вы с ней сделали?
– Она мертва. Ты должен забыть о ней, – твердым тоном ответила мать.
– Не верю. Вайпер жива, и вы просто хотите уверить меня в том, что искать ее бесполезно, – мрачно сказал я, не веря ее словам.
– Все это мы сделали ради твоего блага и счастья!
– Моего счастья? Нет, мама, ты заботишься лишь о своем благе! Где моя Вайпер? Отвечайте!
– Ты никогда не найдешь ее! Она – зло для тебя, язва, отрава! Как ты этого не понимаешь! Мы убили ее! – с отчаянием в голосе воскликнула мать.
Я был вне себя от отчаяния и взвыл как дикий зверь. Машинально схватив кресло, я бросил его в родителей: мне хотелось избавиться от них, покалечить их – так безгранична была мой ненависть к ним.
Родители легко увернулись от брошенного мною кресла, и я заметил, как округлились их глаза – они явно не ожидали от меня такой ярости.
– Где Вайпер? – в который раз мрачно спросил я.
– Ты никогда больше не увидишь ее. Ее больше нет. Мы – твоя семья, и мы любим тебя! – дрожащим голосом ответила мать.
– Бессердечные! – Подойдя к камину, я снял со стены огромный семейный портрет. – Моя семья? – Я с силой ударил картиной об острый край камина: рама тут же разлетелась, холст лопнул, и я медленно и хладнокровно разорвал его на куски.
Мать вскрикнула и заплакала. Отец ошеломленно смотрел на меня, словно не веря своим глазам.
– Моя семья? У меня больше нет семьи. Вайпер была моей семьей, но вы забрали ее у меня, – тихо сказал я.
– Сейчас ты страдаешь, но вскоре обязательно исцелишься от нее! – со слезами на глазах воскликнул отец.
– Моя любовь к Вайпер – не болезнь. Вы лишили меня той, ради которой я существовал.
– Она привела бы тебя к могиле! Ты стал бы таким же живым мертвецом, как Барни! Если ты не хочешь думать о себе, то подумай обо мне! Какие страдания ты причиняешь мне своими словами! Как я смогу жить без тебя? Мы спасем тебя, если ты не хочешь спасти себя сам! – Голос матери прерывался слезами, но я был равнодушен к ним.
– Спасая меня, вы сами же приблизили мой конец, – спокойно сказал я: силы покинули меня, ярость утихла, и во мне осталась лишь тихая ненависть. – Вы убили ее… Теперь я верю. Вы посмели убить ее.
– Тебе кажется, что мы жестоки, что мы не имели права касаться вашей так называемой «любви», но, Седрик, мы твои родители, и мы живем ради твоего счастья, и это наш долг – устранять твои ошибки! – сказала мать, не переставая плакать.
Отец обнял ее и с болью в глазах посмотрел на меня.
– Смотри, что ты натворил, неблагодарный! – тихо воскликнул он.
– Это наш долг: спасти и уберечь тебя от неверного пути и вернуть к жизни! – продолжила мать.
– К какой жизни? Вайпер была моей жизнью, так что вы оставили мне? Вы думаете, что без нее я буду жить? Глупцы! Вы лишь ускорили мой путь к увяданию и падению! Я никогда не прощу вам убийства Вайпер. Я ненавижу вас! Отрекаюсь от вас! – Я пулей вылетел из зала, спустился в гараж, сел в первое попавшееся авто, слыша громкое рыдание матери и крики отца, и уехал, куда глаза глядят.
Я ехал целый день, глух и нем, останавливаясь лишь на заправках, и голод уже сделал меня безумцем: я остановился, убил первого попавшегося мне на пути, выпил его кровь и поехал дальше, не заботясь о сожжении трупа, а просто закопав его в землю. Ранним утром следующего дня я пересек границы Дании и сумел сделать это абсолютно незаметно, через леса. Граница не была мне помехой. Ничто не могло остановить меня. Заехав в густой лес, я утопил в пруду свой автомобиль и этим
