Ночь ведьмы. Книга первая - Сара Рааш
– Перхта, – догадываюсь я. Мать.
Богиня улыбается. Но улыбка не касается ее голубых ледяных глаз.
– Ты… – Она взмахивает рукой, и все мышцы в моем теле сводит судорогой, так что с губ срывается крик. Перхта ждет, и я падаю на колени, от резкого удара о землю стучат зубы. – Ты знаешь, кто я. Мать. Богиня справедливости, правил. – Она обходит вокруг меня, пока речная влага просачивается мне под одежду и пробирает до костей. Я стою на коленях, оказавшись полностью в ее милости. – Я единственная, кто знает истинную сущность моих детей. Я – рука, которая награждает, а также наказывает. А теперь скажи правду, Фридерика Кирх: почему ты сопротивлялась Хольде?
Я с трудом осознаю ее вопрос. Я дрожу, холодея от ужаса, но когда поднимаю взгляд на Перхту, вижу ее, освещенную ослепительным белым светом, все, что чувствую, – это замешательство.
Оно отражается на моем лице, и богиня кривит губы.
– Не притворяйся непонимающей. Только не со мной. Мне нужно вытягивать из тебя правду? – Она опускается на землю передо мной и поднимает палец, крутя им перед моим лицом. Ее ноготь заострен, крючковат, как и ее нос, и она вдруг проводит им по моему животу.
Я вскрикиваю и хватаюсь за рану, но ничего не чувствую, даже боли.
Перхта нежно кладет руку мне на затылок, и я замираю.
– Солги мне, и я вспорю тебе живот и набью его соломой, – говорит она медовым голоском. – Моя сестра потратила слишком много времени на тебя и твоего брата. Ответь, почему ты отказываешься быть ее чемпионом? Она разговаривала с тобой годами. Ты хочешь чего-то большего, чем благосклонность богини?
Говорила со мной? Чемпион? Мой брат…
Мой взгляд блуждает по земле в поисках ответов, кусочки соединяются, дыры зияют, как рты.
«Она разговаривала с тобой годами».
«Тебя и твоего брата».
«Ты тоже слышишь этот голос, Фрицихен? Ты ведь слышишь, не так ли?»
– Разве дикая магия… разговаривает? – спрашиваю я.
– Разговаривает? О небеса, дитя. Это всего лишь инструмент. Молоток или метла заговорят скорее.
– Нет. – Я качаю головой. Нет… то была дикая магия. Она… искушала меня использовать ее силу, отречься от Источника, так же как искушала Дитера.
Но все это время голос принадлежал Хольде? Зачем богине понадобилось просить меня и моего брата использовать дикую магию?
– Нет? – Рука Перхты стискивает мою шею до боли. Она хватает меня за волосы и запрокидывает мне голову, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. – Ты отказываешься от покровительства Хольды? Ну хорошо. Вы нам не нужны…
– Нет… нет, подождите! – Я хватаю ее за запястье, прижимаясь к ее морщинистой мягкой коже. – Пожалуйста. Пожалуйста… я не знала, что это она. Не знала, что она хотела, чтобы я… – Должна ли сказать Перхте, что Хольда просила меня отречься от Источника? От страха я замираю и облизываю губы. – Что я должна сделать? Чего Хольда от меня хочет?
Перхта внимательно глядит на меня. Я задыхаюсь от ее прикосновения, показывая свою панику, замешательство и отчаяние.
– Она тебе не говорила? – Перхта закатывает глаза и отпускает меня. – И правда в ее манере. Она погубит нас из-за своей любви все скрывать и упрощать.
Я отстраняюсь, потирая ноющую голову, руки и ноги еще мерзнут, но что-то изменилось. Теперь вокруг не зимний холод – стало теплее, спокойнее. В воздухе чувствуется легкий привкус земли, будто повсюду вспаханная почва, хотя здесь по-прежнему только река, камни и грязный снег.
Перхта возвращается к пню. Она поправляет юбки, а я остаюсь на месте, напрягшись, словно собираюсь убежать при первой же возможности. Но куда бы я побежала?
– Хольде разрешили выбрать другого чемпиона, потому что это ее проблемы, и ей их решать, – говорит Перхта. Она морщится, скорее, недовольная собой. – Хотя Абноба также была вынуждена искать нового чемпиона – хэксэн-егери лишили нас прошлых избранников, остался только ваш ковен, из которого можно было выбрать кого-то, кто был бы достоин противостоять натиску охотников.
Я хмурю брови. Вот почему все три чемпиона богинь были из Бирэсборна. Потому что мы были единственными, кто остался.
Перхта продолжает:
– Сначала Хольда выбрала Дитера.
– Она выбрала моего брата для борьбы с хэксэн-егерями?
– Ирония не обошла нас стороной. – Перхта смахивает несуществующую пылинку со своего безупречного платья. – Ее выбор, безусловно, был опрометчивым. Но у нас не оставалось вариантов. Абноба тоже выбрала, и, ох, какой же чемпион получится из этой девочки! Хольда клялась, что видела больший потенциал в мальчике со способностями к исцелению. А у меня был свой чемпион.
Я поднимаюсь на ноги и обхватываю себя руками, дрожа теперь не от холода.
– Моя мама. Вы выбрали их, чтобы они сражались за вас?
– А зачем еще выбирать чемпиона?
– Мы думали, что это благословение богинь! – Я не могу скрыть ужаса в голосе. – Мы думали, что Лизель была благословлена Абнобой. Что моя мать благословлена вами. Но не чтобы сражаться, а чтобы заручиться вашей поддержкой!
Она хлопает в ладоши.
– Как недальновидно со стороны смертных. Я полагала, что, будучи покровительницей твоей матери, я заслуживаю большего уважения, но увы. Ты забыла многое из ее наставлений за столь короткое время.
– Я не забыла. Я…
– Не перебивай, дитя. Ты хочешь объяснений? Тогда молчи. Ты и твоя кузина, какими бы жалкими вы ни были, являетесь нашим шансом на спасение – и все это из-за того, чему ты позволила случиться с вашим ковеном и ведьмами, которые могли бы сражаться за нас. И должна ли напомнить, что из-за тебя погиб мой чемпион?
Я отшатываюсь, на глазах у меня выступают слезы, когда Перхта смотрит на меня так, словно она охотник, а я ее добыча.
– О да. Мы знаем правду о падении Бирэсборна, – говорит она. – Наш последний ковен в этой части света. Последний шанс найти чемпионов, которые могли бы противостоять внешним угрозам. Остальные ведьмы, которым удалось сбежать к Источнику, которые преодолели защитный барьер, сломлены, ранены и не способны выстоять в бою, не говоря уже о том, чтобы стать нашими чемпионами. Бирэсборн был последней надеждой во всех отношениях, и одним глупым поступком ты уничтожила все.
Слезы текут по моим щекам. Почему эта богиня была покровительницей моей матери? Она – воплощение самых ранящих слов мамы, брошенных в мой адрес, уроков, выговоров и грубых приказов. И она права. Во всем. Я едва держусь на ногах под гнетущей тяжестью чувства вины из-за того, что произошло с Бирэсборном, и, услышав теперь, как она говорит то, что уничтожало
