История Мадлен - Полина Ром
– Хорошо, Софи, как только мы тронемся в путь, мы начнем.
– И обязательно с самого важного! – добавила она.
– С правильных обращений и предметов обихода?
– Нет, что вы… – лицо её скривилось. – Вы расскажете мне все о любви на русском.
– Что это значит?
– Ну, все слова, что касаются отношений, взаимных, или не очень, меркантильных отношений и обмана! – с тем же самым блеском в глазах сказала она. Присмотревшись к ней, можно было заметить на лице смену эмоций, идей и мыслей. Мда, повезло мне с напарницей. В ней явно зреет страсть к любовным романам, а точнее, к написанию таких романов. Нужно проверить, что она там пишет обо мне. Судя по всему, описание моей жизни грозит произвести фурор на общество, к которому мы должны примкнуть.
Достаточно весело наши разговоры и первые русские слова, слетающие с губ будущей писательницы, скрасили день, и нас прервали только стуком в дверь – служанка сообщила, что нас ждут к ужину. Мы переглянулись, посмотрели на время и принялись собираться.
Хорошее настроение наше, казалось, ничего не могло испортить, но спустившись в обеденный зал, где уже было накрыто, и за столом кроме графа, которого мы обе были рады видеть, и нескольких знатных людей из нашего обоза, мы увидели князя Белицина.
– Француженки достаточно неторопливы, но ожидание стоило того, – он говорил это, вроде как, всем, сидящим за столом, а на деле, это замечание касалось нас. Вот тут-то я и обрадовалась тому, что Софи еще не знает языка, потому что просыпающийся в ней феминистский огонь, воспылал бы со страшной силой.
– Я не скажу о всех русских, поскольку они, как и французы, совершенно разные, но большинство русских мужчин достаточно воспитаны, – сказала я, подходя к столу, и обращаясь как будто ко всем, но эти «все» поняли для кого сказаны были слова.
Я заметила улыбку графа – одним только уголком губ, но он так явно обрадовался моему ответу, словно сам не мог себе этого позволить, и теперь точно останется моим должником.
Нам указали на наши места, мы присели не без помощи мужчин, что ехали с нами от самого Парижа. Мы впервые увидели их жен – достаточно красивых и модно одетых женщин. Я отметила, что обе одеты в мои платья, и все обиды на князя тут же испарились.
– Молодые барышни – украшение любого ужина, и если вы позволите, мы попросим вас рассказать о цели вашего визита в Россию, – продолжил князь, ни сколько не обидевшись на мои слова – он явно чувствовал свое превосходство над всеми.
– Пока я хочу сохранить это в секрете, но хочу вас уверить – мои планы настолько скучны, что, узнав о них, вы зазеваете так широко, что нам самим станет неудобно от этого, – ответила я и придвинула к себе тарелку с горячим тыквенным супом-пюре с идеально поджаренными гренками.
Потом было мясо на огне, овощи и вкуснейший немецкий десерт, который и в моем времени остается актуальным – яблочный штрудель, густо обсыпанный сахарной пудрой. Софи просто влюбилась в эту сытную, даже несколько по крестьянски, простую, но от этого необыкновенно вкусную.
– Мадемуазель, этот пирог стоил того, чтобы остановиться здесь. Сначала я думала, что нет ничего лучше кровати и ванны, полной теплой воды, н сейчас могу точно сказать – этот пирог теперь будет моей любовью, – прошептала Софи и дала понять, что ей нужно отлучиться.
Мы перешли к столикам для кофе и чая, и пока убирали со стола, князь никак не мог смириться с тем, что не станет центром всеобщего внимания:
– Поскольку вы передвигаетесь в обозе, который ведет уважаемый граф, а я считаю, у него есть дела поважнее, и ваша цель поездки нам не ясна, могу предположить, что у вас с ним есть что-то общее!
Я услышала эти слова ровно за моей спиной, когда мы с графом обсуждали города, которые будем проезжать. Мне было интересно – сколько примерно времени понадобится на дорогу, и потребуется ли «переобувать» наш тарантас с колес на сани.
У меня было желание повернуться, и так сильно ударить князя в лицо, чтобы его уважаемый нос встретился с его же зубами. Тишина, возникшая в гостиной, говорила о том, что это слышала не только я – тишина звенела, и казалось, даже напольные часы, мерно тикавшие, и слышимые даже за разговорами и смешками, замолчали.
В комнату вошла Софи – я боковым зрением видела её удивление от картины, которую она застала, потом её вопросительный взгляд, и как она направилась в мою сторону, но я не поворачивала головы.
Подняв глаза на графа, я заметила, как на его виске появилась, и стала наливаться кровью венка. Он сжал зубы, и челюсть стала напряженной, вырисовывая четкие контуры лица. Его хотелось писать, запечатлевать на бумаге – вот такого как сейчас, потому что именно сейчас я поняла, что моя заинтересованность им – не гормоны, не скука, и не желание нравиться мужчине. Мне хотелось любить его самой.
В этот момент я думала о том, как он красив в своем гневе, и не хотела больше ничего отвечать моему обидчику, потому что поняла по взгляду графа – мне нужно отойти.
Глава 52
Однако, стоило мне перевести взгляд с почти уже обожаемого графа на князя, как мои собственные лирические сопли разбились вдребезги о его самодовольную, не ведавшую, видимо, доселе отпора физиономию. Ощутив небывалый прилив гневного бодрого энтузиазма, я поняла, что просто так этого уже не оставлю. Знаете ли, я теперь одной ногой была на родине. И помимо закономерного негодования вполне себе современной женшчины, сверху накрыла обида за отечество. Нет, ну серьёзно. Что за позорище такое?
– Таки шо, уважаемый Княз-зь, вам, вашу жизнь скушно жить? (простите мой “французский”) Ви, таки, жаждете скандалу – их у нас есть! Кушайте не обляпайтесь. – мысленно накручивала себя я, утверждаясь в идее, что наказать нахала – теперь мой святой долг – не меньше. А то, досточтимый дворянин высшего порядка маленечко потерялся в собственной преувеличенно раздутой значимости.
Однако, подставлять Апраксина “под
