Гимназистка. Под тенью белой лисы (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна

— Мои целители боятся, что Ли Си Цын сам умрёт.

— А запросто, — неожиданно согласился домовой. — И даже жалеть не буду. Чего удумал-то, в моём доме, гад этакий. Шёл бы к себе умирать, было бы лучше. Чистить потом дом после него.

Он зло засопел и топнул ногой.

— Да что он там испачкает? — удивилась я.

— Дух дома. Знаете, Елизавета Дмитриевна, как смердит опосля смерти-то? А чистить кому? Нам.

Общая убеждённость в том, что ритуал Ли Си Цына плохо закончится, пугала, хотя я сама была уверена, что уж кто-кто, а этот двухвостый лис точно вывернется. Впрочем, второго хвоста у него, скорее всего, теперь не будет. Вот семья Ксиу расстроится. Решат ещё, что от него боги отвернулись. Или наказали.

— А второй зверь у него кто? — спросила я, чтобы хоть немного отвлечь Мефодия Всеславовича от темы смерти.

— Дык лиса же.

— Две лисы? — поразилась я. — Но зачем?

— Вы у меня спрашиваете, Елизавета Дмитриевна? — удивился домовой. — Это ж боги решают, что кому дать. Решили, что нужно две лисы, — дали две лисы. А зачем их две — не нам понять.

Моя лиса оскорблённо дёрнула хвостом, словно желая сказать, что чем больше лис, тем лучше. И вообще, может, там у каждой свои особенности, а Ли Си Цын безжалостно с одной расправляется. Впрочем, за эти годы он наверняка продумал все варианты и не захотел оставлять Зверя, подаренного Тёмным богом. Или не смог. Может, там они так срослись, что разделить без потерь не получалось, а так хоть одного спасёт. Я вздохнула.

— А снять защиту с комнаты сможете, Мефодий Всеславович? Если что пойдёт не так и нужно будет помочь.

— Я — нет. Только вы.

— Я?!

— А кто из нас маг-то? — ехидно спросил домовой. — То, что один маг построил, другой завсегда сможет разрушить. Ежели видит, конечно. Токмо надо ли? Говорят, дух мага — лучший охранник дома, а у него ещё два зверя было. — Он неожиданно ойкнул. — Всё убил он совсем вторую лису, гад этакий.

Я и сама почувствовала, что бурление магии прекратилось, всё вокруг словно успокоилось и затихло. На время.

— А сам Ли Си Цын как? — спросила я домового. — Жив? Проверьте, Мефодий Всеславович. Пожалуйста.

Домовой недовольно засопел и исчез. В этот раз он отсутствовал куда дольше, а вернувшись, начал обстоятельно докладывать:

— Живой пока, худой токмо оченно. Как скелет.

— А куда вес делся? — удивилась я. — Он же такой огромный. Был. Неужели всё в ритуал ушло?

— Так я про лису, — невозмутимо пояснил домовой. — Ваш гость сейчас в виде зверя, худющего, словно его вовсе не кормили. Пакость та, с которой вы в дом пришли, в шкатулке и фонить не будет, ежели комнату вскроете.

— А сам он не вскроет? — Лезть в чужие плетения не хотелось. — Если всё прошло нормально.

— Дык откуда мне знать, нормально или нет? Без чувств он лежит, словно не оборотень, барышня какая, — неодобрительно сказал Мефодий Всеславович. — И в себя он может сам не прийти. Видел я таких.

Целители всё так же совещались в комнате Владимира Викентьевича. Наверное, дальше прикидывали, можно ли будет как-то скрыть присутствие трупа в доме, но моей задачей было этот труп не допустить, поэтому я спустилась вместе с домовым к облюбованной Ли Си Цыном комнате и задумчиво уставилась на защитные плетения.

— И как их вскрывать? — я невольно пробормотала вслух. — Чтобы хуже не сделать…

— Да там только оповещалка стоит, — убеждённо сказал домовой, — а этому сейчас без разницы, сработает она или нет. Только разбирайте аккуратнее, словно клубок сматываете. — Он покрутил рукой вокруг воображаемого клубка. — И хорошо чужую магию сразу рассеивать. Только не в комнату, там и без того всё взбаламучено.

— Но откуда разбирать?

— Ваш гость накладывал временную защиту, хвостов торчит столько, что за любой хватайтесь и тяните. Лучше от двери начинайте. Безопаснее.

Уточнение оказалось весьма своевременным, поэтому я, уже протянувшая руку к двери, её отдёрнула и спросила:

— Я точно не сделаю хуже?

— А и верно, оставляйте этого за защитой, там её надолго хватит, запахи не должна пропускать, — легко согласился домовой. — Мне он тоже не нравится. Кто-нибудь видел вас с ним?

— Извозчик.

— Эта братия может не вспомнить. Стольких за день перевозят.

— А ещё меня видел слуга Ли Си Цына, — даже с некоторым удовольствием сказала я. — Он по приказу хозяина принёс мне верхнюю одежду, чтобы я не замёрзла.

Домовой поскучнел

— Этот не забудет, с кем хозяин ушёл. Чего вы ждёте, Елизавета Дмитриевна? Вдруг каждая минута промедления отнимает от жизни вашего гостя столько, что оба целителя не восполнят?

Я решилась и потянула за один неубранный кончик. Плетение поддалось, словно распускающийся носок, иногда чуть легче, иногда приходилось подковырнуть. Чужая магия в руках не задерживалась, уходила, как песок сквозь пальцы, но это и к лучшему: я понятия не имела, как её пришлось бы рассеивать, если бы она оставалась у меня в руках. Подозреваю, что только подрывом, благо двор при доме имелся и был даже небольшой сад, которому эксперименты точно не пошли бы на пользу. Нетронутые пока плетения тускнели, словно их поддерживала только подпитка от соседних, пока наконец на двери не осталось защиты вовсе и я прикоснулась к ручке.

— Елизавета Дмитриевна, не трогайте! — послышался испуганный голос Владимира Викентьевича. — Это опасно. Там защита. Если её сейчас не видно, это не значит, что её нет.

Надо же, а я не услышала, как они спустились. Оба: Тимофеев тоже стоял рядом и выглядел встревоженным. А вот Мефодия Всеславовича, который мог бы предупредить о свидетелях, напротив, не было.

— Её нет. Я сняла.

— Вы? Защиту Ли Си Цына?

— Он ставил временную и не убрал хвостики.

— Непредусмотрительно, — заметил Тимофеев.

— Или предусмотрительно, если думал, что ему понадобится помощь.

Я открыла дверь, и мы втроём ввалились в комнату, причём целители меня вообще попытались оттереть. Будь их воля — внутрь и не пустили бы. Взгляд сразу упал на кучу одежды на шатком стуле, а уж потом я заметила лежащего на полу лиса.

Оставшийся зверь Ли Си Цына выглядел куда жальче моей лисы, когда я решала быть ей или уйти: заморённый, со свалявшейся шерстью и лысоватым единственным хвостом. Он лежал так, словно пыталась дойти до двери, но не смог. Из приоткрытой пасти свешивался язык, совершенно сухой и покрытый белым налётом. Целители застыли. Судя по тому, что на пациента плетений не отправляли, пока изучали ауру, которую я видеть не могла. Хотя… Что-то подобное на дополнительный смутный силуэт промелькнуло и почти сразу слилось с телом лиса. Но что-то похожее на неприятную черную кляксу с узким коротким хвостиком там, где расположено сердце, заметить я успела.

— Беда, — вздохнул Владимир Викеньевич. — Это ж надо было так себя довести. Связь совсем слабая. Если зверь умрёт, умрут оба.

— С чего бы ему умирать? — возмутился Тимофеев. — Мы уже здесь. Я же говорил, что моя помощь понадобится. Как думаете, Владимир Викентьевич, лучше…

Они начали перебрасываться терминами, решая, кто за что отвечает и кому что придётся делать. Наконец с рук обоих целителей полетели зелёные плетения, обволакивающие несчастного лиса и дающие надежду, что с ним непременно будет всё в порядке. Я как можно незаметнее подхватила шкатулку с артефактом, на которую пока никто не обращал внимания, и убрала её за спину. В карман бы положить, но не влезет. Я убедилась, что целители достаточно заняты, чтобы не отвлекаться, тихо позвала домового и попросила его спрятать опасную штуковину. Он кивнул и исчез вместе со шкатулкой.

Тем временем лис перестал выглядеть умирающим, оставшись просто очень худым и несчастным.

— Подкормить бы его, — заметила я.

— Не стоит, — важно ответил Тимофеев, — У него слабая связь с человеком, может порваться, а так по необходимости начнёт подпитываться и усилит. Напоить бы и положить на что-то мягкое.

— Я к себе возьму, — решил Владимир Викентьевич.