Аня Сокол - Первый ученик

Урок шестнадцатый — Искусствоведение

Первым чувством, вернувшимся к нему, было не зрение и не слух, первым было ощущение чистоты. Он осязал её каждым сантиметром тела, которого казалось хрусткое постельное белье. Ему подумалось, что оно обязательно окажется белым. Макс никогда не был чистюлей трясущимися над каждым пятном на одежде, но события последних дней, их кровь, боль, грязь, видят боги, он был рад почувствовать хоть что-то хорошее, пусть даже такую мелочь как чистое постельное белье.

Макс открыл глаза. Картинка была расплылась, он напрягся, бессознательно пытаясь подняться. Бок тут же дёрнуло разрывающей внутренности болью.

— Тихо-тихо, — раздался голос, ему на лоб легла прохладная рука, — Уже все.

На Грошем склонилось светлое пятно, в котором с трудом можно было опознать человека.

— Вот так.

Рука пропала, предплечье едва заметно кольнуло, и все снова стало неважным: и боль, и чистота, и светлые пятна.

Второй раз он очнулся спустя несколько часов, или дней, время потеряло для него размеренную четкость. На этот раз мутная пелена перед глазами истончилась и сквозь нее проступили предметы, отделанные кафелем стены, светлый потолок, прямоугольные лампы. И ни одного окна, машинально отметил Макс. Сбоку слышался тихий и какой-то шуршащий писк, созвучный ударам сердца. Лицо опоясывала пластиковая трубка, подающая в нос кислород, к сгибу локтя пластырем крепилась игла капельницы. Грудь опутывали провода и датчики. Тугая повязка чуть выше пояса мешала дышать.

— С возращением, — раздался голос.

Макс повернул голову и встретился взглядом с молодым всего лет на пять старше мужчиной в белом халате. Врач скупо улыбнулся, но внимательные голубые глаза остались серьёзными. Он посмотрел на монитор, а потом, склонившись к самому лицу парня, четко проговорил:

— Вы в амбулаторном блоке Императорского бункера. Я Маркелов Грант, дежурный хирург. Вы меня слышите? Понимаете?

— Да, — ответил парень, вопреки ожиданиям голос прозвучал громко, хоть и надтреснуто, будто после простуды.

— Хорошо, — врач снял с шеи стетоскоп и приложил холодную трубку к груди, — Назовите ваше имя, возраст, пол.

— Грошев Максим, восемнадцать лет, пол мужской… был. Надеюсь, вы меня не прооперировали.

— Оперировал, — не смутился Грант, убирая стетоскоп. — Но чуть выше. Помимо сотрясения и отравления газом у вас проникающее ранение правого подреберья. На сантиметр в сторону и попрощались бы с печёночной веной. И с жизнью.

Макс вспомнил, как у него в очередной раз подкосились колени, как он пытался совладать со слабостью и выпрямиться, вырваться из хватки Кирилова. И видимо ему это удалось, всего на сантиметр за миг до удара. Наверное, на его лице что-то отразилось, потому что врач, нахмурившись, спросил:

— Больно? Сейчас, — он указал парню на маленький терминал в изголовье кровати и нажал кнопку вызова.

— Нет — Макс мотнул головой.

Дверь открылась и в комнату вошла полная женщина с накрытым белой салфеткой лотком.

— Больно, но это терпит. Где остальные? Где Лёха?

Получив от врача молчаливый приказ, она ловко перетянула жгутом его вторую руку.

— Где Шрам? Как я здесь оказал…?

На этот раз укол вышел почти безболезненным. Он заснул, не успев договорить вопроса.

Кажется, он открывал глаза еще несколько раз, но воспоминания об этом остались смазанными. Ответы Макс получил в третье осознанное пробуждение. Верхний свет погасили, оставив лампу в изголовье. На стуле частично попадая в круг света, сидела Лиса. Отек лица почти спал, внимательные карие глаза следили за каждым движением.

— Давно я здесь? — он приподнялся, затёкшие мышцы кололо иголками.

— Пять дней. — Настя тут же встала и поправила подушку, жест полный заботы.

— Игрок?

— Тоже здесь. И Калес, если ты собирался о нем спросить, — она закусила губу, — Мы думали, что не донесем тебя. Думали, что не успеем. Или в стационаре не окажется хирурга, а на дежурство выйдет какой-нибудь ухо-горло-нос.

— Императорский бункер. Почему-то я не удивлен, — он увидел стоящий на столике графин с водой и сглотнул.

— Да. Это был твой единственный шанс. Я так боялась, что нас не пустят, — девушка налила воды и терпеливо ждала, пока он напьётся, громко клацая зубами о стакан.

— Уверен, у вас был план.

— Был. И он сработал, — тихо звякнула цепочка, и Настя положила на край стола муляж кад-арта. Макс узнал камень Соболева.

— И что вы сказали?

— Правду.

— Неужели? Не верю.

— Ну и пожалуйста, — она дернула плечиком, — Мы студенты — псионники. Семнадцатый маршрут, обвал. Когда группа пропала, брат бросился в горы на поиски. Вы тоже, — она заметила, как он скривился и с вызовом добавила, — Вас мой жених уговорил. И где здесь ложь?

— Ложь будет дальше. Или ты рассказала об оружии твоего брата, о угрозах и о том, как привязала призрака к сокурснику?

Она замолчала, на минуту опустив голову, а когда подняла, в карих глазах не было и следа беспокойства, только вызов. И упрямство.

— Брось. Ничего подобного не было.

— Неужели? — Максим почувствовал, как в боку постепенно зарождается болезненная пульсация.

— Точно. Да, нам угрожали и заставили перерубить веревку, бросить друзей.

— И кто же?

— Твой дружок. Тилиф, — она склонилась к его лицу, — Контрабандист, если не ошибаюсь, а может и ещё что похуже. Вы вроде из одного города, и факт знакомства наверняка легко подтвердить.

Грошев не сводил взгляда с лица, которое было так близко, и впервые видел в её глазах что-то новое. Может быть правду, а может что-то очень похожее на нее.

— Все просто, Макс. Бандиты, угрожая оружием, заставили нас перерубить веревку, увели к шахте, вынудили искать призрака. Незнакомые боевики. Ни тебе ни мне, не так ли? Что мы могли против оружия? Ничего. Мы искали призрака по шахтам, от усталости мало что соображая, и ошиблись привязав мертвого к Лехе. Слава богам быстро исправились. Потом обвал, тебя ранило. Преступники погибли под завалом. Справедливость восстановлена.

— Ты кто? — неожиданно для них обоих спросил Грош, — И где Настя Лисицина?

— Я здесь. И я единственная Настя Лисицына, — сказала девушка, — Я просто устала от всего. От брата и его идей. Больше я в этом не участвую. Не играю, — он покачал головой, и она торопливо добавила, — Не веришь? Что ж, я заслужила. Все чего я хочу это выпутаться и забыть.

— А как же остальные? Они тоже забудут? Самарский? Чуфаровский? Першина?

— Ты же не знаешь, — он отстранилась и стала медленно обходить кровать, скользя рукой по металлической спинке, — Связь уже восстановили. Их спасли, Макс, тем же вечером. Даже Ярцева, он плох, но врачи будут бороться. Вы с Игроком передали сообщение, и стали героями.