Заклятие на любовь - Анна Сергеевна Платунова
– Меринда, за мной!
Но Ринда уперлась и замотала головой.
– Нет, Пеппи! – испуганно запричитала она. – Надо уходить поскорее, пока он не вернулся!
– Зайдем буквально на минуту, – сказала я как можно мягче и, поразмыслив, чем бы еще ободрить Меринду, добавила: – Тебе надо отдохнуть. Посидишь вон там, в уголке.
Я усадила Ринду на продавленный диван, а сама пошла шарить по полкам. Если этот музей посвящен войне, здесь могут храниться артефакты, созданные для борьбы с врагом. Да только как их отличить и как использовать?
Я медленно двигалась вдоль стен, утыкалась носом в свитки, но в слабом мерцании огневика слов было не разобрать. Сердце тревожно трепетало, стучало как метроном, отсчитывая убегающее время. Надо уходить.
Неожиданно мой взгляд упал на рисунок, выполненный акварелью. Любительский, нарисованный, видно, кем-то из студентов, и все-таки он отлично передавал напряжение боя. На заднем плане крошечные фигурки людей сражались с ордами костенюков, слившихся в одну темную массу, а на переднем плане стояла тоненькая рыжеволосая девушка в развевающейся бордовой мантии. Ее окружали черные тени, но девушка храбро смотрела вперед и держала в руках палку, на конце которой горело алое пламя. Я прищурилась. Факел? Нет, на факел не слишком похоже, больше напоминает незнакомый мне артефакт. Кажется, что-то подобное я видела у входа – просто отодвинула ногой нечто вроде длинного посоха.
Я взяла рисунок в руки и вместе с ним отправилась к двери.
– Долго еще, Пеппи? – жалобно всхлипнула Меринда. – Мне холодно! Мне страшно! Я хочу домой!
«И мне холодно, Ринда! И мне страшно! И я вообще-то не твоя мамочка!»
– Потерпи еще немного, – сказала я вслух.
Я подняла посох, сравнивая его с тем, что на рисунке. Узор на рукоятке – языки пламени – один в один. Трость заканчивалась большим круглым набалдашником. Я покрутила его туда-сюда, а он вдруг щелкнул и повернулся, а повернувшись, засветился ярким алым светом, разгоняя темноту. И, надеюсь, разгоняя чудовищ.
– Спасибо, – зачем-то сказала я девушке на картине, и мне почудилось, будто она улыбнулась в ответ.
И только теперь, в ярком сиянии артефакта, я смогла прочитать посвящение, написанное на обратной стороне картины: «Амалия, ты горишь, словно пламя. Ты ведешь за собой. Мое сердце навсегда принадлежит тебе. Твой Энвер».
Энвер. Амалия. Мои руки затряслись, по щекам покатились слезы. Мой отец. Моя мама. В этом холодном, страшном месте меня будто коснулся луч теплого солнца, а их любовь согрела и придала сил.
– Пеппи, ну чего ты застыла! – капризно заканючила Меринда. – А что это ты нашла? Фонарь? Очень хорошо, потому что я совсем без сил.
Я торопливо спрятала рисунок под мантию и помогла Ринде подняться, обхватила за талию одной рукой, а другую, с горящим артефактом, выставила вперед.
– Идем! Теперь мы отыщем выход!
– Я бы на это не рассчитывал, – раздался за спиной голос, звучащий так, будто вместе со словами изо рта существа сыпался песок. Дохнуло запахом тлена.
Я резко обернулась и ткнула наугад тростью, не особо, признаюсь, рассчитывая на успех. Но черная тень метнулась в сторону, отступая за границу, очерченную алым сиянием.
– Вы не найдете выход, – прошамкала тьма. – Огня надолго не хватит. И тогда я дотянусь. Вкус-сные мои…
Меринда, причитая, вцепилась мне в руку и зажмурилась. Она мне только мешала, тормозила. Наверное, я могла бы вырваться и уйти одна, налегке, без этой обузы. Уж сама бы я точно отыскала путь!
Такая заманчивая перспектива!
Я выдохнула. Обхватила Ринду покрепче и, пятясь, потащила за собой. Там, за кругом света, скользила тень, что была чернее самой черной тьмы. Неотступно следовала за нами. Стоит артефакту погаснуть – и мы сделаемся легкой добычей.
66
Дело осложнялось тем, что я не знала, куда идти. Коридоры в темноте казались петляющим мрачным лабиринтом. Приходилось все время быть начеку, поворачивая факел, не давая костенюку подобраться ближе, а Ринда совсем не помогала, висела на мне, полуживая от страха, и ее страх делал чудовище сильнее. Да я и сама с трудом гнала из сердца ужас. Костенюку только того и нужно – дождаться, пока мы ослабеем и сдадимся.
Я думала о маме, о том, как она отважно выходила на поле битвы, чтобы помочь раненым, вооруженная лишь подобным артефактом. Если она смогла, смогу и я!
И все-таки я не могла не замечать, что круг света сужается, а алое сияние делается слабее. На сколько его еще хватит? Из горла твари – или что ей заменяет горло? – вырвалось скрежетание. Я не сразу догадалась, что этот мерзкий звук – смех. Костенюк заранее торжествовал победу! Он не торопился, играл с нами, как кошка с уставшими, испуганными мышками.
Но одна мышка еще поборется! Я сделала резкий выпад, дотянувшись до края чернильно-черного плаща, набалдашник трости прожег в нем дыру, а тварь заскрежетала теперь уже от боли. Впрочем, края раны тут же стянулись, как соединяются клоки тумана, разорванные дуновением ветерка. Артефакт лишь отпугивал чудовище, держал на расстоянии, но убить не мог. Впрочем, что вообще способно его уничтожить? Теперь я жалела, что так мало знаю о войне…
Преследование продолжалось. И долгое время в тишине раздавалось лишь наше хриплое дыхание и едва слышный шелест, похожий на шорох песчинок по камням. Пару раз мы свернули в один и тот же коридор, сделав круг, – а поняла я это, лишь увидев разбитую тумбочку: я ее заприметила раньше. Сжала губы от досады, но приказала себе не расклеиваться.
Не понимаю, как я еще держалась и держала Меринду, которая едва переставляла ноги. Думаю, это рисунок, спрятанный под мантией, придавал мне сил.
Круг света сделался еще ýже, и можно было разглядеть белесые глаза чудовища на расстоянии вытянутой руки. Он глядел мне прямо в лицо мертвыми, рыбьими глазами, точно покойник, поднятый из могилы. От него и пахло так же – тленом. Как я ни боролась со страхом, он постепенно заполнял меня, будто капля за каплей заливая студеной черной водой.
Костенюк почувствовал, что жертва покоряется судьбе, и осмелел. Подбирался все ближе и ближе, хоть алый свет и обжигал его.
Я, напрягая последние силы, затащила Меринду за поворот и неожиданно почувствовала движение свежего воздуха на лице. Вдали серел прямоугольник выхода. Отчаянная надежда завладела мной. Может быть, в конце коридора нас ждет очередная ловушка, а может быть – спасение!
Костенюк повернул из-за угла вслед за нами. Я вздрогнула всем телом: он снова принял облик моего отца.
– Куда ты так торопишься,
