Драконова Академия. Книга 4 - Марина Эльденберт
Он едва устроил ее на кровати, когда почувствовал запах крови. Она это тоже увидела и побелела еще сильнее, вцепившись в простыни и покрывала. Сезар же на миг утратил способность мыслить здраво: ему показалось, что он снова тот бессильный мальчишка — бессильный перед своим чудовищем, тьма которого убивает мачеху. Мать его младшего брата. Потому что его темная сила вытравила из него целительские свойства светлой магии. Потому что там, где любой светлый, даже достаточно слабый, мог попытаться это кровотечение остановить, он ровным счетом ничего не мог сделать.
Только бросить вызов на виритту и подхватить стремительно белеющую Софию на руки. Впервые за долгое время она вцепилась в его плечи, а он укачивал ее как ребенка, считая удары сердца до того мгновения, как в комнату влетел их семейный целитель и его помощники.
Только тогда Сезар позволил себе отойти к окну, по-прежнему не сводя взгляда с жены, рядом с которой Глатхэн выстраивал контуры для остановки кровотечения. Его пальцы шевелились так быстро, что, казалось, они не двигаются, а мельтешат в пространстве. Помощники восстанавливали силы Софии, ускоряя восполнение потерянной крови, и, когда ее щеки порозовели, Сезар, кажется, впервые за все это время вздохнул. Судорожно, хрипло и рвано.
Легкие занавеси взлетали и опадали под пока еще теплыми порывами ветра, и так же спокойно сейчас вздымалась и опадала грудь Софии, которую целитель отца, их семьи, погрузил в сон. Мужчина еще продолжал что-то делать, но его ладони уже двигались мягко, в медленном ритме, а помощники даже отступили. Дождавшись кивка целителя, они поклонились Сезару и покинули спальню.
— Глатхэн, — он все-таки не выдержал. — Что с ней?
— Жизни вашей супруги больше ничего не угрожает. — Мужчина продолжал выстраивать какие-то контуры, видные только ему одному. Сейчас — буквально, потому что его ладони светились, а вся остальная работа происходила у Софии внутри. — Чего не скажешь о вашем ребенке, тэрн-ар.
— Ребенок? — переспросил Сезар с таким ощущением, словно впервые слышал это слово и сейчас пытался понять, что это значит.
Вместо ответа ладони целителя засветились еще сильнее, магия потекла по выстроенным контурам с утроенной силой: настолько, что Сезар ощутил ее присутствие физически. Почувствовал — и тут же о ней забыл, потому что в этих контурах начали вырисовываться очертания. Маленькие ручки и ножки, крохотный, еще не до конца оформившийся полудраконенок, чья жизнь рвано и дергано пульсировала в ладонях пытавшегося ее удержать Глатхэна.
— Я сумел остановить кровотечение, — прокомментировал мужчина, — и, как я уже сказал, тэрн-ари ничего не угрожает. Сейчас важно сохранить жизнь внутри нее, и для этого я тоже делаю все от меня зависящее. Мне понадобится время, я не представляю, сколько. Возможно, несколько часов, возможно, весь вечер и ночь. Вас я попрошу выйти, потому что ваше присутствие будет меня отвлекать и может повлиять на энергетический фон, который я буду выстраивать.
Сезар слушал его, даже, кажется, улавливал смысл слов, но смотрел только на магическую проекцию крохотного существа. В свете магии Глатхэна он казался совершенно потусторонним, а еще, да так и было на самом деле, бесконечно, невыносимо хрупким.
— Каковы шансы? — спросил он. Голос неожиданно дрогнул.
— Сделаю все, что смогу, — ответил Глатхэн, продолжая раскручивать энергию исцеления, — но ребенок еще слишком мал и очень слаб, поэтому никаких гарантий. А теперь прошу вас, тэрн-ар. Здесь любое присутствие будет лишним.
Сезар позволил себе посмотреть на крошечного, даже не до конца обретшего черты малыша еще несколько мгновений, а после вышел. Он знал, что в случае, когда речь идет о последней грани жизни и смерти, целителю лучше работать один на один с исцеляемым. Любое постороннее присутствие нарушает энергетический фон, вторгается в потоки, и вся работа может пойти насмарку. Особенно это связано с близкими родственниками, которые своими переживаниями запускают колебания, способные своими вибрациями повлиять на выстроенные контуры.
Особенно когда речь идет о том, кто даже еще не понял, что такое жизнь, а уже оказался на грани смерти.
Ребенок.
Оглушенный этой мыслью, он дошел до гостиной, не замечая никого и ничего, опустился в кресло. Дыхание казалось чужим, биение сердца тоже. Он слышал их как бы со стороны, а комната двигалась перед глазами, то теряя резкость, то снова ее обретая.
Отец был прав, когда отказал ему в наследовании престола. Он слишком слаб, слишком уязвим, а еще слишком опасен. Его темная сторона разрушает даже просто своим существованием: возможно, если бы он обладал, как и все драконы его рода, магией исцеления, сейчас Глатхэну не приходилось бы бороться за жизнь его сына. Или дочери?
Сезар на мгновение прикрыл глаза, а когда открыл — ничего не изменилось. Все так же равнодушно застыли на стенах живые пейзажи, на одном из которых плескались воды Золотого океана в дымке рассветного марева. Бесконечная гладь, затягивающая, манящая, небо в нежных оттенках, вот-вот готовящееся стать золотым, одного цвета с песком и океанскими волнами, а ближе к полудню раскалиться добела.
Возможно, если бы ему удалось уговорить Софию поехать с ним на Эллейские острова, все было бы по-другому. Возможно, если бы он не отвернулся сегодня, не сказал, что уйдет, не тащил бы ее за собой так резко в портал… Все драховы страхи снова обрушились на него, окатывая давящим, изматывающим, бесконечным чувством вины.
Лишь усилием воли Сезару удалось сосредоточиться, вытащить себя на поверхность, потому что он уже начинал задыхаться.
Сколько он себя помнил — он никогда и ни к кому не обращался за помощью: наследник должен уметь решать любую проблему сам. Будь то военное положение, совет по гражданским вопросам или собственные чувства. Сезар всегда считал, что может справиться со всем, но сейчас не справлялся. Все тщательно возведенные стены рушились, броня с хрустом крошилась и впивалась металлическими осколками в самое сердце.
— Люциан, — коснувшись виритта, позвал он, — как появится возможность, приходи.
Сколько времени прошло, Сезар понятия не имел. Казалось, целая вечность. В гостиную уже заглядывала горничная, интересовалась, не принести ли чего, но, наткнувшись на его взгляд, пробормотала извинения и быстро ретировалась. Время шло: тянулось и растягивалось, сжималось и раскрывалось, замедлялось и летело со скоростью набравшего высоту дракона.
До той минуты, пока в гостиную без стука не ввалился раскрасневшийся, потный брат, отросшие волосы которого были наскоро стянуты в небрежный хвост. Вопреки строгим правилам военного факультета, Люциан даже форму не успел застегнуть — сразу было
