У смерти твой голос - Екатерина Соболь
– Мы в двадцать первом веке! Никто бы меня не выдал, если бы я не захотела!
– Богатство и власть в любом веке одинаковые, Юн. В их семье мужчины зарабатывают, а женщины сидят дома, – твой отец просто младший, поэтому может себе позволить быть музыкантом. Я никогда им не говорила, как жалею, что не пошла учиться, не посмотрела мир, я не хотела быть неблагодарной. Но для тебя я хотела другой жизни. Ты же у меня лучшая, конечно, ты найдешь себе мужа, когда захочешь! Хоть в тридцать, хоть в сорок. Ты жизнерадостная, сильная и упорная, ты бы всего добилась.
– Да я думала, что умру! – закричала я.
Мама тихо шикнула, показывая взглядом на дверь, и это меня взбесило.
– Он же в курсе, верно? – Земля наверняка знал о пророчестве из воспоминаний моего настоящего отца. – Так чего нам скрываться?
– У него сердце. Не хочу его волновать.
– Вечно ты его защищаешь! А меня защищать не надо?
– Я защищала! С моим предсказанием никто в семье Тэхёна не стал бы до тридцати приставать к тебе с замужеством, ты успела бы стать, кем захочешь! Учиться, познать жизнь, а тридцатилетней женщине уже никто не указ. Я просто хотела, чтобы ты была сама себе хозяйкой!
Я бессильно всплеснула руками. Мама, похоже, даже сейчас не понимала, в чем проблема.
– Ты всегда так засматривалась на мальчиков, еще в детстве. Я не была такой и не понимала, зачем тебе вся эта романтическая чушь.
– Поэтому читала мои дневники? Чтобы выяснить, зачем мне эта чушь? – жестко спросила я, и моя мама впервые на моей памяти покраснела не от румян.
– Ты бы точно влюбилась в кого-нибудь и выскочила замуж еще до двадцати, а я хотела, чтобы ты построила собственную жизнь! Но я не осознавала, какая ты чувствительная, – убито продолжала мама. – Я придумала предсказание, чтобы защитить тебя, чтобы ты могла выбрать любую жизнь, какую захочешь, а ты так зациклилась на этом, и я уже не могла сказать тебе, что все выдумала. Ты, как ненормальная, читала Хо Тэ Мина в двенадцать, китайский начала изучать, Юн, я не знала, как тебе признаться! Ты всегда была такая целеустремленная, ты могла бы в любой университет поступить, но вбила себе в голову, что по моим стопам пойдешь! Я тебя отговаривала, а ты ни в какую. Дети такие впечатлительные! Я думала, ты забудешь про мое пророчество через месяц, а ты каждый день про него помнила. Юн, ты бы знала, как я переживала за тебя…
Я безнадежно повесила голову. Какое безжалостное злодейство! Все, что она говорила, было просто ужасно, но я поняла странное: душевная близость, которую я пережила с Чон Мином за эту неделю – пусть даже с ненастоящим Чон Мином, – смягчила во мне что-то, сделала мое сердце великодушным и готовым принять что угодно. У меня появилось нечто потрясающее, и рядом с этим жизненные невзгоды притуплялись. Так и действует любовь? И вот этого мама хотела лишить меня.
– Ты бы никогда мне не рассказала? – тускло спросила я. – И папа бы не рассказал.
– Я боялась потерять твою любовь. А папа, он… Он не стал бы создавать такую эмоциональную ситуацию и объясняться с тобой – ты же его знаешь, он робкий. Хотя теперь я уже не уверена. – На ее лице расцвела такая теплая, влюбленная улыбка, что я вытаращила глаза. – После больницы он изменился. Стал таким… Я не перестаю удивляться.
С ума сойти, как же это глупо! Мама, похоже, втрескалась в Землю в обличье моего отца. Я не могла не почувствовать злорадство. Она уже потеряла свою любовь, просто еще не знает этого. Маме не понять, почему папа так изменился снова, знаю только я. На секунду я почувствовала острую благодарность к жестокой судьбе, которая позволила мне узнать правду о стихиях: какой бы мрачной эта правда ни была, лучше уж знать все, как есть. Может, это была награда за мои страдания? Судьба сурова, но, надеюсь, хоть немного справедлива.
– Поэтому ты сняла мне салон в Йемтео, хоть это и дорого, – пробормотала я, снова согретая мимолетным воспоминанием о Чон Мине и о том, что с нами было. – Ты чувствовала себя виноватой.
Месяц назад новости о маминой лжи меня просто убили бы, а сейчас я думала: «Я пережила невозможное, я выжила, когда сама судьба приговорила меня к смерти, и с этим как-нибудь справлюсь». Это было открытием – невзгоды делают тебя сильным. Об этом всегда говорят, но никогда не узнаешь по-настоящему, пока не испытаешь на себе.
– Ты всегда была такой, крутишь предсказаниями, как хочешь, – пробормотала я. – Думаешь, будто знаешь, что нужно клиентам, а клиентам нужна правда.
– Это им так кажется, – хмуро сказала мама. – На самом деле они приходят, чтобы кто-то сказал им, что делать. Юн, я… Я все равно рада, что ты выбрала эту работу. Ты хорошо справляешься. Все ведь, в конце концов, к лучшему, да?
Она просяще улыбнулась, и мне захотелось сказать ей: «Я представляла себя мертвой, чтобы не влюбиться, мама. Я втыкала ручку себе в кожу, чтобы не умереть от твоего фальшивого пророчества. Ты сама сказала, я упорная, и мне наверняка удалось бы не влюбляться до тридцати, просто в тридцать я была бы тенью себя с сердцем, иссохшим от этой бессмысленной борьбы. Если бы не Чон Мин…»
Кстати, о нем. Мне, кажется, пора. Не буду тратить слова на человека, который приговорил меня к смерти, лучше пойду потрачу их на того, кто меня от нее спас.
– Пойду одеваться. Меня ждут, – сказала я и ушла к себе, не обернувшись.
Идеальная укладка, легкий макияж, новое белое платье на пуговицах – день, кажется, теплый, а Чон Мин и видел-то меня либо в джинсах, либо в ханбоке. Это ведь в каком-то смысле будет наша первая встреча, и я готовилась, чувствуя себя как невеста перед свадьбой.
Я вызвала такси и поехала по знакомому адресу, в самое родное для меня место в городе – полицейский участок Андон-Юг.
То, какая стихия бушевала вчера в городе, было отлично заметно в райончике, где располагался полицейский участок. До Йемтео здесь было рукой подать, и создавалось впечатление, что Вода вчера обрушил особую ярость именно на свое рабочее место. Прекрасную сосну перед участком вырвало с корнем, деревья повалило, цветы разметало – как будто ему хотелось со злости поломать все игрушки брата. Одно из деревьев рухнуло на припаркованную патрульную машину, расплющив ей крышу.
Обойдя другое поваленное дерево, под которым аж асфальт треснул, я зашла в
