Вероника Мелан - Бернарда
– И что бы мы без тебя делали? – улыбнулся Чейзер.
– Сегодня бы по углам размазались, – добавил Эльконто.
– Да ладно вам… Не передергивайте, сами бы справились.
Внутри, против воли, растеклась радость от похвалы. И мир вдруг стал теплым и приветливым, в нем было место и для меня – хорошее, удобное, нужное место. Чтобы скрыть смущение, я проворчала:
– Аарон, докуривай уже: там остальные нас заждались.
– Смотри, командует уже! – легко пихнул меня в бок Баал. А Канн улыбнулся.
(В этом отрывке присутствует нестыковка: песня «Кровь для маков» группы «Garbage» вышла в 2012 году, в то время как действия в мире Дины происходят в 2011 году. Автор осознает этот факт, но хотел бы оставить эту композицию, так как Чейзеру нравится именно она.)
* * *Мне снились длинные темные коридоры, все как один пустынные. Мой бег, шумное дыхание, осколки камней и повсюду лежащие гранаты. Гранаты с выдернутой чекой. Пот заливал глаза, один коридор сменял другой, а я продолжала бежать, наступая на жуткие пузатые предметы, несущие в себе смерть, испытывая панический страх перед скорым взрывом. Слишком много гранат, слишком много. От всех не убежать… И никто не узнает, если погибну, ведь вокруг только холод и тишина. И никто не придет за мной…
Резко вздрогнув, я проснулась в темной спальне.
Миша, сонно вздохнув, положил голову на вытянутые лапы и снова уснул.
* * *Утро, как ни странно, задалось.
Ночной кошмар почти забылся, солнечный свет вытеснил остатки тревоги, тело чувствовало себя отдохнувшим и полным сил. На постели, поблескивая разнообразными медальками, сидели Смешарики. Не успела я разлепить глаза и прочитать, что за имена появились на значках, как они вразнобой заверещали «Ди дома!», после чего скатились с кровати и на всех парах унеслись на кухню, откуда пахло блинчиками.
К моему выходу из ванной заботливая Клэр уже накрыла завтрак на стол. Я не ошиблась: свежие блинчики с сиропом и ягодами, до которых втихаря пытались дотянуться пушистики.
– Кыш, негодники! Сегодня уже двойную порцию сожрали!
– Лэррошая!
Расчесывая мокрые волосы, я поинтересовалась.
– Что это за новое слово такое?
– Дина! – она всплеснула руками. – Так здорово, что ты дома! А как похудела, Господи, почти как палка стала.… Ну-ка, садись, а то все бегаешь непонятно где. А слово это означает «Клэр хорошая». Подлизы мелкие!
Она рассмеялась.
Ее веселые глаза, белый, вышитый цветами фартук, рассевшиеся на диване Смешарики, залитый утренним солнечным светом камин и стол с блинами – все это я будто увидела впервые. Мой дом. Любимый и знакомый дом, где так тепло и уютно. Почему мы так редко замечаем эти самые чудесные «сейчас»?
В этом маленьком мирке не происходило плохих перемен, здесь всегда было тепло и уютно.
– Может, как освободишься, сходим вместе в этот центр красоты?
Я села на диван между раскатившимися Смешариками и налила себе в стакан сока.
– Сходим, конечно. Давно пора! А что за имена они себе выбрали? Смотрю, значки уже все нацепили.
Фартук с розами повис на спинке стула, Клэр перевязала волосы и села напротив. Ее глаза смеялись.
– Ой, вот уж где умора… Сейчас почитаешь!
* * *Красота этого утра треснула подобно вчерашней тонкой корочке льда на застывшей луже – неожиданно и хрустко.
Приехал Дрейк.
Один взгляд в его серьезные глаза, одна фраза о том, что сегодня команда будет работать без меня (Аарон уже предупрежден), раздавили остатки спокойствия.
Все. Пришло время последнего эксперимента. Откуда-то из небытия всколыхнулись в голове незнакомые строчки:
Неужели последняя ночь в этом месте?
Утром в путь. Мне за что?
Глупо. Выдумал кто?
И сегодня, скажи, мы отдельно иль вместе?
Забылись блины, забылась радость, осталось лишь сосущее ощущение безнадеги. Почему же так? Ведь утро все еще зимнее и все еще красивое, снег блестит, и жизнь продолжается; тогда почему все это видит кто-то другой, но не я?
– Ты мог просто позвонить, я бы приехала в Реактор. Зачем самому?
Казалось, глаза Дрейка смотрели на это зимнее утро с той же печалью, что и мои – запоминая, но уже не впитывая. Вопрос был глупым. Ему нужна была эта последняя дорога так же сильно, как и мне, даже если эта дорога была битым полотном в ад, по которому катились колеса серебристой машины.
Он повернулся, посмотрел на меня – и в этом взгляде было все: грустная улыбка, горечь, поддержка и одновременно стена. В нем была любовь к этому моменту и желание не думать о следующей минуте. В этот мгновение мне показалось, что мы едем умирать. Вместе.
Аппарат, сконструированный Дрейком, стоял у стены – равнодушный и беспристрастный как судья. Я не стала рассматривать ни его, ни экраны, ни дополнительные модули: мне все равно не понять, для чего они. Вместо этого я рассматривала выложенную материалом, похожим на мрамор, площадку, которую окружали четыре излучателя. Именно на нее мне предстояло встать, чтобы испытать свою судьбу.
А как не хотелось…
Хотелось насладиться морозным утром, забыть о неприятностях, вновь очутиться в прошлом, когда по парковке перед воротами, вид на которую открывался из окна, я проходила беззаботно и легко, не думая о плохом. Тогда все было просто и понятно, тогда все было еще впереди. А много ли теперь осталось впереди? И каким оно будет?
В этот момент дрожали не только руки – дрожало, казалось, все мое естество, начиная с самых глубин.
«Не хочу… не хочу… не хочу… Пусть время повернется вспять, пусть что-то пойдет по-другому, пусть все это не закончится в этой комнате. Вселенная, помоги мне. Помогите, кто-нибудь…»
Дрейк тем временем включил машину – по экранам поплыли графики и числа, замерцали на панели кнопки, излучатели по периметру начали разгораться, посылая в пространство невидимые волны, концентрировавшиеся в самом центре площадки.
– Не хочу…
Я дрожала.
Дрейк повернулся и посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом.
– Не хочешь проводить последний эксперимент?
Пальцы взмокли, я принялась теребить их, как когда-то в школе перед сложным экзаменом. Тогда тоже было страшно, но совсем не так, как сейчас. Тогда спасало знание: провалюсь, так пересдам, жизнь не закончится. Угрюмые преподаватели, насмешки или сочувствие одноклассников – все это было временно и переживаемо, поправимо. Будет ли переживаемым сегодняшний провал? Наверное, будет… Только переживать его придется долго, болезненно и сложно.
– Нет, я…
– Мы можем все отменить, – улыбка Дрейка вышла усталой. Сколько времени он потратил, создавая этот агрегат? Ведь если создавал, значит надеялся? А если надеялся, значит и мне тоже стоило.
