Дженнифер Радрин - Землю грызет мертвец

— Жасмин, верь не только своим глазам.

Вайль был так спокоен, что я встала неподвижно, открыла все свои чувства и стала просто впитывать мир, как губка. На это ушло минуты три, но в конце концов я смогла сказать:

— Она движется.

— Ты уверена?

Я кивнула:

— Она уходит. Напротив нас тоже есть выход, она направляется туда.

— Давай за ней.

Я повернулась, вышла в дверь, уклонившись от группы акробатов с ловкостью которая редко у меня бывала с тех пор, как во мне открылась Чувствительность. Едва увидев Пенгфей, я тут же надела медальон, возвращая себе неприятное ощущение дискомфорта.

Настоящая Пенгфей была зла и практически бежала трусцой, но я все же сумела поравняться с ней на дорожке, уходящей обратно к причалу и симпатичной синей лодочке для переезда на «Констанс Мэллой». Схватив Пенгфей за руку, я потащила ее прочь с дороги на неосвещенную поляну к западу от фестиваля. То, что она позволила себя увести, показывало, как она была ошеломлена, увидев отражение собственного лица на совершенно чужой женщине.

Но она быстро оправилась, выдернула руку.

— Это мое платье! — зашипела она, разъярившись, как любая женщина при виде такой неслыханной наглости. Я бы и по выражению лица понимала, что она говорит, но Коул успевал переводить почти одновременно.

Я шагнула назад, давая себе простор для работы, и развернула веер, чтобы прикрыть губы.

— Твое, конечно, — ответила я. — И знаешь что? Задница у тебя тощая!

Мне уже стало лучше.

— Кто ты такая? — спросила она, все так же шипя.

Я заговорила в медленной вальяжной манере — чтобы любое промедление из-за ожидания перевода от Коула можно было воспринять как медлительность старой женщины, заслужившей на это право.

— Ты не узнала меня, Пенгфей Ян? Я твоя прапрабабка!

Слова Шао о предках и о необходимости отдать почести By навели меня на эту мысль. Не знаю, как современные китайцы, но древние, такие как Пенгфей, предков почитают. Учитывая, что Вайль окружен густой аурой восемнадцатого века, я надеялась, что Пенгфей тоже помнит свои истоки.

Изображая некоторый матриархальный гнев, я добавила:

— Не могу поверить, что ты не узнаешь собственных предков. Но это и не должно удивлять меня, ибо ты не почитала меня столько уже бесчисленных веков, неблагодарное отродье! — Увидев, что мне удалось затронуть струну предрассудков, я шагнула ближе и влепила Пенгфей пощечину. Она схватилась за щеку, а я отступила, плотно сжав губы, чтобы довольное фырканье осталось лишь мысленным — Теперь скажи мне, есть ли причина, почему мне не следует навлечь величайшие несчастья на твою голову на ближайшие три тысячи лет?

— Я создала чудесный план, о почтенная прародительница! — с энтузиазмом заговорила Пенгфей. — Китай станет самой мощной державой мира, как — мы обе знаем — и должно быть. — Я жестом велела ей прекратить болтовню и перейти к делу. Пенгфей наклонилась ко мне и прошептала: — Я взорву «Китайских акробатов».

Я чуть не влепила ей вторую пощечину — лишь бы стереть ликование из этих пылающих черных глаз. Но тогда все равно будут погибшие, малыши, такие как Лай или И-Джей, а этого я не могла допустить.

— Какой прекрасный план! — протянула я издевательски. — Убивать своих соплеменников. — Я покрутила пальнем v виска. — Блестящая идея!

— Нет, прародительница, разве ты не понимаешь? Я послала письма в «Вашингтон пост» и в «Нью-Йорк таймс», где ответственность за взрыв принимают на себя американские фанатики, которые пикетируют ворота фестиваля. Мой партнер сумел перенести на конверты и даже на бомбу отпечатки пальцев жирного толстяка, который их возглавляет. Никто не усомнится, все знают, что «Китайские акробаты» принадлежат вампирам.

— Я не поняла. Какие американские фанатики? Кого ты подставляешь?

— Церковников! — воскликнула она. — Их ненависть ко всему сверхъестественному давно документирована. Они даже написали нам угрожающее письмо, когда узнали, что мы привозим в Корпус-Кристи «Китайских акробатов». Это и навело нас — то есть нашего партнера — на мысль.

— И кто этот партнер?

У Пенгфей глаза горели огнем.

— Его зовут Эдуард Самос. Он спонсировал группу сборщиков, чтобы помогли нам достичь наших целей. Какая же беспощадная тварь — их предводитель!

Очевидно, она говорила о Йеле, который, как я понимаю, нес в себе и того охранника, и By до тех пор, пока Самос не нашел для них тела. Интересно, есть ли еще кто-то, о ком мы не знаем. Но я не успела сформулировать вопрос о сборщиках так, чтобы он не звучал подозрительно, потому что думала о том, кто важнее их всех.

— А какое дело этому самому Самосу до Китая?

— Ему есть дело до всего мира! Любое существо, рожденное или сотворенное с чем-то дополнительным, тем, что делает его другим, подпадает под его защиту.

— И от чего он их всех защищает?

Она посмотрела так, будто у меня мозги потекли носом.

— От человечества, естественно.

Так, значит, Самос нашел себе занятие по плечу? Или просто маскируется под борца за идею, чтобы набрать союзников, накачать еще больше власти, и так — пока даже он не лопнет?

— Так что будет, когда взорвется эта бомба?

— Наши соотечественники будут разъярены страшной гибелью наших сограждан в чужой стране. Слова полетят пулями, потом бомбами. И посреди этой бойни возникнем мы с новой армией. — Она сцепила руки перед грудью, улыбнулась безумной улыбкой, представив себе кровавое поле брани. — Солдаты, одетые в броню драконов, пройдут по стране алчных себялюбивых варваров, оставляя за собой выжженные земли.

— А как это такая девчонка, как ты, научилась устраивать взрывы? — спросила я, подбоченившись свободной рукой. Я почуяла, что Вайль занял позицию, и теперь в любое время могла подать ему сигнал.

Как я и надеялась, она оскорбилась.

— В наши дни женщины умеют делать все, о прародительница. Иногда им достаточно прочесть нужные книги и нанять нужных конструкторов. Сейчас нет необходимости выходить замуж за того, кто для этого нужен.

Я кивнула, будто оценив такую точку зрения.

— И что?

— Я заминировала один из фургонов. Когда акробаты закончат представления, они все вернутся в свои временное обиталища, чтобы помыться и переодеться. И таким образом, через… — она глянула на часики с бриллиантовой инкрустацией у себя на правой руке, — пятнадцать минут всё сорок наших акробатов, включая двенадцать детей, будут мертвы!

— Ах ты сука! — выкрикнул Коул так, что я на миг распрощалась с правым ухом. Редко мне стоило таких усилий не поморщиться от боли. — Прости, Жас, — тут же сказал он. — Прости, прости. Не повторится.