Наталья Якобсон - Живая статуя
Капли дождя проскальзывали между прутьев решетки и падали на пол темницы, стекались в маленькие лужицы, мочили солому у меня под ногами.
— Не подумай, что оконное стекло разбито по моей вине, — вдруг предупредил Эдвин так резко, будто я, заключенный, имел право требовать от него комфорта. — Я обычно гуманно отношусь к заключенным, не заставляю их мерзнуть на сквозняке, как тебя.
— Тогда почему же стекло разбито вдребезги?
— Тот, кто сидел здесь до тебя, как раз был буйным помешанным, он и разбил окно. А стекольщиков пригласить для ремонта с тех пор я не успел.
— А что случилось с тем умалишенным, который сидел здесь до меня? — вполголоса, словно боясь разбудить какого-то призрака, спросил я и внутренне содрогнулся.
Эдвин внимательно посмотрел на меня, словно силясь рассмотреть действительно ли я, такой непонятливый, или во всем виновато несвоевременно проснувшееся чувство юмора.
— Он вспорол себе горло осколком стекла, — пояснил Эдвин и вдруг усмехнулся. Чья-то смерть не повод для веселья, но когда имеешь дело с драконом, то не знаешь чего ожидать. Казалось, Эдвин вот-вот рассмеется, его глаза опасно блеснули, а на бледных губах, кажется, вдруг заалела непонятно откуда взявшаяся капелька крови.
— На самом деле, это я не удержался, — с циничным, грудным смешком пояснил он. — Мне же тоже надо чем-то питаться, точнее кем-то. Дракон внутри меня голоден и очень зол. Ему все равно, кого выбрать для пиршества, лишь бы только сытость принесла утешение. Вот я и выбираю бродяг, преступников и даже ненормальных, одним словом, всех, без кого на этой земле не станет тосковать никто.
От его слов исходила ярость. Он даже сжал кулаки, наверное, для того, чтобы сдержать очередной порыв и не начать в приступе гнева царапать глухую стенку.
— Я все еще помню, как кровь алела на этом полу, — прошептал Эдвин, так тихо, будто стыдился своей тяги к смерти. — А потом кровь жгла мне язык и успокаивала зверя внутри. Я слизал кровь прямо с ран трупа и при этом не ощутил отвращения, представляешь, до чего иногда доводит меня жажда?
Эдвин шагнул ко мне, зашелестел в тишине его плащ. Он еще не успел приблизиться ко мне, а я уже отшатнулся и прижался к стенке, так словно хотел пройти сквозь нее. Я почти чувствовал его когти на своем горле и болезненный, долгий поцелуй на горле возле артерии.
— Я буду следующим, кого ты здесь убьешь? — недрогнувшим голосом спросил я, но взволнованная интонация уже выдавала страх.
Эдвин смотрел минуту на меня сверху вниз так, будто оценивал, стоит ли моя проклятая кровь того, чтобы ее отведать или нет, а потом отрицательно покачал головой.
— Возможно, гораздо достойнее со стороны короля будет проявить милосердие, — не слишком уверенно предположил он. — Ты хотел бы, чтобы я и тебе оказал помощь?
— Помощь? — я вскочил с места, как ужаленный, и кинулся бы на него с кулаками, если бы отлично не осознавал, что он гораздо сильнее, чем целая рота таких, как я. А если бы он и не был так силен, разве смог бы я поймать того, кто двигается быстро и неуловимо, как призрак.
— Ты всех успел подкупить этой своей помощью, — закричал на него я. — Каждый вчерашний нищий готов вступиться за тебя, потому что ты оказал ему и всем, кто нуждался, незабываемую милость. Говорят, что нет такой беды, в которой ты не можешь помочь, нет для тебя неразрешимых проблем, но ты ведь не бог, даже при всем своем могуществе, ты не сможешь вызволить меня из тех сетей, в которые я попал.
— А вдруг смогу, — Эдвин слегка пожал плечами, будто пытался сказать, что все пути жизни неисповедимы.
— Сможешь? — с сарказмом переспросил я.
— Я же смог помочь всем этим людям, хотя они тоже считали, что погибли, и спасения нет.
— Их несчастья не ровня моим. Помочь им было куда легче, чем мне.
— Но раз можно было помочь им всем, значит, и твое дело не так уж безнадежно, — твердо и довольно весомо заявил он. Было видно, что он знает, о чем говорит, и любое самое невероятное его обещание не может быть пустым звуком.
— Ты считаешь себя всемогущим? — обвинил я.
— Возможно, — без стеснения, с чувством собственного достоинства отозвался он. — Во всяком случае, я многое могу, гораздо большее, чем все те, кто до меня листал наши черные книги.
— Ты можешь выкупить мою душу у дьявола? — напрямую спросил я, и эхо от моего крика отлетело от стен и несколько раз прокатилось по камере.
Эдвин ничуть не разозлился на то, что я кричу, не отпрянул, как от припадочного, и не попытался ударить, чтобы привести в чувство. Он только задумчиво посмотрел куда-то в пустоту и спросил:
— Как выглядит твой дьявол?
Вопрос прозвучал негромко, но показался мне таким значительным, что я тут же лихорадочно стал припоминать все детали.
— Он очень высокий, крепкого телосложения, прячет лицо под полями шляпы, но видны горящие, как уголья глаза и голые черепные кости. Кажется, он весь состоит из костей и обрывков обожженной кожи. Голос у него низкий, хриплый и такой вкрадчивый. Кажется, что он предлагает тебе в распоряжение весь мир, даже если в этот миг говорит о чем-то другом.
— А еще он называет себя твоим наставником? — вдруг спросил Эдвин.
— Да. Откуда ты знаешь? — я был несказанно удивлен и ждал ответа, который бы все прояснил, но Эдвин только тихо, мелодично рассмеялся. Прямо-таки не смех, а эхо волшебной музыки у меня в темнице. Казалось, сейчас прямо где-то здесь во тьме распахнутся невидимые двери, и Эдвин пригласит меня за собой, в потусторонний мир, полный чудес, дивных мелодий и невыразимой опасности. А когда я вернусь, то зачахну от тоски по этому миру и по красивому проникновенному голосу Эдвина, буду звать его, но он больше не придет, буду ощупывать и царапать стены темницы в поисках исчезнувших запретных дверей, но не найду их и в итоге, действительно, подтвержу предположения охранников о том, что сошел с ума. Дракон явится, чтобы растерзать меня, а стражи решат, что я сам покончил с собой. История первого узника повторится, а Эдвин будет молчать, усмехаться про себя и хранить очередной секрет. Никто его не заподозрит, даже после всех этих тайных дьявольских проказ король останется прекрасен и чист, и все, по-прежнему, будут расхваливать его отзывчивость и милосердие. Правды не узнает никто, а я уже ничего не смогу рассказать.
— Не все так плачевно, как ты думаешь, — Эдвин постукивал длинными отполированными ногтями по гладкой каменной стене и обращался, словно не ко мне, а к каким-то незримым спутникам. — Выход можно найти всегда. Ты бы смог пройти даже сквозь эти стены, если бы чуть получше овладел тайной наукой. Эти камни прочны, но далеко не непреодолимы. Для настоящего чародея монолит — не преграда, а цепи — не тяжесть. Ты бы мог легко разрывать кандалы и разрушать целые крепости, если бы научился тому, чему когда-то учился я. Только вот твой наставник почему-то не счел, что эти знания для тебя необходимы.
