Добыча хищника - Елена Александровна Романова
Дергая кадыком в тщетной попытке дышать, Суров выпалил:
– Засунь свое благородство в свою инопланетную задницу, уебок! Весело?
Кажется, шутка чужаку понравилась, потому что давление на гортань он ослабил.
– Я повеселюсь, когда ты трезво взглянешь на то, что осталось от твоего мира. Еще пара дней и ваша популяция никогда не восстановится. Вы понесли катастрофические потери, и я говорю не только о численности. Но я дам тебе шанс. Ты хотел этот шанс, верно? Пара сотен лет – этого тебе будет достаточно?
Суров повел зрачками в сторону этого урода, не веря собственным ушам. Неужели чужак говорит о возможности выжить?
Константин хотел ответить, но чужак резко надавил на его горло.
– Не торопись, обдумай, – процедил он, взирая на дрожащего от адской боли подполковника, – такие решения не стоит принимать сгоряча.
Суров вдруг осознал – чужак может снова и снова калечить его, пока не вобьет в его голову какую-то истину.
– Ты посягнул на то, что тебе не принадлежит, – произнес он, поглядывая на Константина бездушными глазами, – но теперь в тебе должно быть больше понимания. Между нами есть связь. Я знаю о тебе все. И ты мне не сильно нравишься.
– Пошел… ты…
– Это не тот ответ, на который я рассчитывал.
– Даешь мне шанс? Что-то ты не торопился сделать этого раньше!
– Раньше ты тоже не торопился стать мной, придурок. И я никогда не был жертвенен. Это дается мне нелегко.
– О чем ты, твою мать?
Чужак убрал ногу, и Суров приподнялся на локтях, а затем перевернулся, пытаясь встать, но ударом был снова отброшен на спину.
– Отдохни немного, – произнес Тай, пока Константин шипел ругательства, – мой асвахор остановит ратхату. Ненадолго – несколько сотен лет. Но этого вполне достаточно, чтобы ты смог нести знание среди людей.
– Асвахор?
– Поднапрягись, придурок.
Суров снова выругался.
– Научись разговаривать нормально, инопланетная задница. Я не должен понимать еще и твои намеки!
– Моей сути будет достаточно, чтобы дать вам фору.
Константин некоторое время напряженно смотрел в небо, опасаясь, что понял чужака превратно, пока не переспросил:
– Ты что, хочешь пожертвовать собственной жизнью?
– Ты делаешь потрясающие успехи.
Суров рассмеялся, но в следующую секунду стал серьезен. Эля даже сейчас, в отличие от всех ученых мира, спасает эту планету гораздо лучше. Именно она – та ценности, ради которой чужак предает даже собственную природу. Он не идет на компромиссы, он просто прокладывает собственный путь.
– Ты и в самом деле сдохнешь?
Чужак некоторое время просто стоял над ним, глядя сверху вниз.
– В самом деле.
– Вернешься к Халару?
– Нет. Буду вечно гореть в аду тебе на радость. Ты это хотел услышать?
– Да ты гребанный шутник, – недовольно пробурчал Константин.
Неприятно-новое чувство всколыхнулось в его душе. Нет, вовсе не злорадство. И не торжество. Иррационально, он почувствовал к этому существу уважение. А еще что-то смежное с осознанием сакральной важности этого поступка.
– Этой ночью мы заберем всех, у кого есть метка, – произнес чужак. – Это неизменно. Они погибнут. Но ни одна женщина не получит новый скихр.
Суров поморщился, но не стал спорить. Пожалуй, выторговать условия получше уже не получится.
– А Эля?
Над его головой раздавались лишь размеренные шаги чужака.
Звезды все так же сверкали в темной глубине космоса.
– Ты ей скажешь? – спросил Суров. – Или просто испаришься, сказав, что вышел за хлебом?
– Это не должно тебя волновать.
Суров впервые не хотел отвечать ни язвительной репликой, ни оскорблением. Подполковник не был настолько наивен, чтобы верить в искупление, но именно в этот момент он верил в это больше всего. Если существует искупление для чужака, то и ему оно тоже может быть доступно.
– Ты будешь жить очень долго, – вдруг бросил чужак, не поворачиваясь. – Поверь мне, это не так весело, как ты думаешь.
– Я позабочусь о ней.
Тай повернул голову.
– Тебе предстоит гораздо больше. Позаботься обо всем человечестве, – и в следующую секунду он растворился во мраке.
***
Сон отступил внезапно, и я почувствовала адский холод, будто солнце, которое грело меня, вдруг погасло. Наверняка, оно взорвалось, сдвигая пласты мироздания, и миллиарды осколков хлынули во все стороны, уничтожая все на своем пути.
Резко согнувшись в ворохе одеял, в которые Тай завернул меня, я почувствовала пустоту внутри. Боль разлилась по телу волной, с губ сорвалось: «Тай…»
Пообещай мне, Эля, что будешь счастливой для меня.
– Тай!
Что это?
Спустив на пол ноги, я задрожала всем телом.
Сквозь закрытые портьеры пробивался слабый отблеск приближающегося рассвета. Неужели Тай не разбудил меня?
Завернувшись в одеяло, я сделала несколько шагов к графину с водой, стоящем рядом на тумбе.
Что за сон мне приснился? Почему я чувствую себя чудовищно одинокой?
Щелк.
Я обернулась, вглядываясь в шлейф белого хлопка, тянущегося за мной. Медленно осев на колени, я запустила руку в складки одеяла и достала четки. Черные бусины сверкнули в моих руках – холод дерева обжег мне пальцы. Выронив эту вещь – символ моего горя – я плюхнулась на пол.
Прощай.
Ласковый поцелуй в волосах, запах его тела, тепло его подвески у меня на груди, жар ночи, проведенной с ним – это все, что он мне оставил.
Пальцы дрожат. Я едва сознаю – мысль молниеносна, она рождается в голове быстрее, чем приходит осознание.
– Тай? – зову я, не желая верить. – Любимый, пожалуйста! Тай!
Моя любовь так огромна, что не умещается в груди. Она рвется из меня криком, и я теряю контроль:
– Тай!
Ночь еще не ушла – он услышит.
Стискиваю одеяло пальцами. Мои щеки мокрые от слез. Они оседают горькой солью на моих губах, падают с подбородка, разбиваясь насмерть.
– Пожалуйста… пожалуйста… – шепчу дрожащими губами: – Тайгет Касар! Тайгет!
Пустота необъятна, словно космос. Мое сердце рвется на части – как же больно!
– Забери меня, пожалуйста, – умоляю, понимая, что он не придет. – Забери меня, Тай.
Он больше никогда не вернется ко мне.
– Лжец! – рычу сквозь зубы, – ты сказал, что услышишь!
Я судорожно нащупала четки и сжала их в кулаке. Который сегодня день? Который день, черт…
Десять бусин – десять ночей