Сьюзен Кэррол - Охотница
Самые жуткие строчки шли в конце:
«Когда все будет подготовлено должным образом, и в пределах и за пределами королевства, только тогда наступит время этим шести господам приступить и к моему освобождению. Прежде, чем это может случиться, надо обязательно расправиться с Елизаветой. Иначе, если попытка освободить меня потерпит неудачу, моя кузина уже навсегда заточит меня в какой-нибудь жуткой мрачной темнице, из которой мне никогда уже не убежать, если она не уготовит для меня нечто худшее. Не забудьте сжечь это письмо сразу же...»
И на этих строчках Мартин понял, что шотландская королева впорхнула прямо в сеть, сплетенную Уолсингемом, и подписала свой собственный смертный приговор. Фелиппес даже проиллюстрировал свою расшифровку крошечным рисунком виселицы.
Бедная глупая женщина...
— Мои поздравления, — решительно произнес Мартин, отдавая письмо. — Сдается, теперь вы добьетесь, чтобы вам наконец отдали голову шотландской королевы, и всех остальных тоже. Как я догадываюсь, вы приступаете к составлению предписаний для ареста.
— Еще нет. Я по-прежнему не знаю имен заговорщиков, тех шестерых, упоминаемых королевой, — пояснил сэр Фрэнсис в ответ на озадаченный взгляд Мартина. — Я намерен обеспечить доставку ее письма сэру Энтони с подделанным постскриптумом, в подражание руки королевы, с просьбой перечислить всех заговорщиков поименно.
— А если ваша хитрость не сработает?
— Тогда я арестую всех, с кем вы ужинали сегодня вечером, и буду вынужден применять иные методы.
— Вы имеете в виду пытки? — Мартин содрогнулся.
— Безусловно, это крайняя мера, и я бы глубоко сожалел об этом, и именно вы можете помочь мне избежать ее. Немного больше усердия и изобретательности, и вы сумеете обнаружить остальные имена.
— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы получили список, сэр.
— Даже если имя лорда Оксбриджа окажется среди этих имен?
Мартин чуть дольше необходимого задержался с ответом, но согласно кивнул. Он опасался, что Уолсингем не преминет обсудить его колебания, но министр погрузился в изучение каких-то бумаг на своем столе. Поклонившись, Мартин поспешил уйти, когда его окликнули.
— Мартин! — остановил его оклик сэра Фрэнсиса.
Он замер и удивленно оглянулся назад. Впервые министр обращался к нему по имени.
— Когда начнутся аресты, позаботьтесь держаться подальше, чтобы и вас не задержали.
— Но я работаю на вас, сэр. — Мартин нахмурился. — Ведь вы сумеете поручиться за меня.
— Я-то поручусь, только дело это уже уйдет из моих рук. Если вы попадетесь вместе с заговорщиками, пройдет некоторое время, прежде чем я сумею высвободить вас. Вы можете оказаться в заточении на долгие месяцы, возможно годы. Это было бы слишком мучительно для вашей дочери. Поэтому... поэтому будьте осторожны, — закончил Уолсингем, снова возвращаясь к разбору бумаг. — Доброй ночи, сэр.
Еще долго после ухода Мартина сэр Фрэнсис смотрел в пустоту, озабоченно хмурясь. Он нанимал множество шпионов и агентов, никому из них полностью не доверяя, и уж тем более не испытывая особой к ним симпатии.
Но что-то в Мартине Ле Лупе тронуло его, как ни в ком другом. Возможно, то была его преданность дочери, или, возможно, Мартин обладал тем, что отсутствовало у других, — совестью.
Совесть вовсе не относилась к числу желательных качеств в шпионе, но Уолсингем не мог не испытывать уважение к Мартину именно за это. К несчастью, склонность Мартина к угрызениям совести подразумевала, что на него нельзя было больше полагаться, особенно когда речь идет о Джейн Дэнвер и ее брате.
Но Уолсингем еще в начале своей карьеры научился никогда полностью не зависеть от единственного источника в целях получения достоверной информации. Тогда же он уяснил для себя, что даже наиболее честные люди идут на сотрудничество, если предложить им правильную взятку или оказать на них правильное давление.
Высокий мужчина, который неохотно, не поднимая головы, вошел в кабинет Уолсингема, стоял, потупив глаза, словно ему было невыносимо стыдно за свой приход к министру.
— Добрый вечер, мистер Тимон, — ободряюще улыбнувшись, как можно мягче обратился Уолсингем к своему новому осведомителю. — Я надеялся увидеть вас сегодня вечером.
* * *
Чтобы избежать встречи со стражниками, Мартин нырнул в проход между двумя домами. Ему пришлось бы придумывать основательную причину, по которой он оказался на улицах города после вечернего звона, но в эту ночь Ле Луп уже не в силах был больше лгать и притворяться.
Устало бредя по улице, он видел, как в лунном свете темнел силуэт его дома. «Ангел» напоминал замок, крепость, и обыкновенные оштукатуренные стены хранили его дочь от драконов, которые ей угрожали. Мрачно он отметил про себя, что теперь Мег угрожала новая опасность, и виной тому — он сам.
«Будьте осторожны».
Были эти слова добрым советом или все же угрозой? За внешней мягкостью министра не всегда легко удавалось определить разницу. Сколько бы сэр Фрэнсис ни рядился в тогу скромного пуританина, он станет опасным и безжалостным, если ему перейти дорогу.
Но Мартин и не нуждался ни в каком предупреждении от Уолсингема, чтобы понимать сомнительность своего положения. Играй он свою роль менее вдохновенно, он рисковал бы разоблачением со стороны Бабингтона и его когорты. Какими бы они ни были глупцами, все это были отчаянные люди, подвергавшие свою жизнь опасности. Стоило только возбудить их подозрение, и Мартина ждала неминуемая смерть.
Если Мартин сыграет свою роль хорошо, он добудет информацию, затребованную Уолсингемом, то есть имена шести зачинщиков заговора. Но тогда, если Нед Лэмберт действительно окажется одним из них, Мартин также разоблачит и его, и тем разобьет сердце кроткой леди Дэнвер.
А если Мартин сыграет свою роль слишком хорошо, он рискует быть включенным в число заговорщиков и брошенным в тюрьму, а то и того хлеще...
Мартин тихо выругался. Заколдованный круг, будь все проклято. И почему ему раньше в голову не приходило, насколько он уязвим? Его роль в этой великой драме была слишком незначительной, и его уход со сцены не скажется ни на ком, кроме Мег. Его дочь останется сиротой.
«Нет», — подумал Мартин, сцепив зубы. Он этого не допустит. Усталость виной тому, что его одолели мрачные мысли. Отвратительная тоска накатывает, когда ты, еле волоча от изнеможения ноги, заходишь в столь поздний час в темный, забывший о твоем существовании дом. Весь мир, кроме тебя одного, спит.
Но, стоило Мартину повернуть ключ, как дверь распахнулась ему навстречу. Он опешил. На пороге стояла Кэт, высоко подняв свечу. Миниатюрный дракон в ночном халате. Босые ноги, блестящие синие глаза, красные спутанные волосы, торчащие во все стороны.
