Крестной феей назначаю себя! (СИ) - Светова Ника

Но графиня сдержала порыв гнева и поскорее обратила внимание на Шамиршана. Высокий представительный мужчина выбрал наряд черно-золотого цвета и, пожалуй, смотрелся богаче всех в зале — столько золота на костюме не было ни у кого из гостей. А если еще учесть драгоценности, которыми был украшен и костюм, и пальцы хакардийского монарха… Некоторые замки Армании со всеми земельными угодьями вокруг них стоили намного дешевле, чем бальный наряд Шамиршана вместе с его драгоценностями.

Когда правители заняли места за столом, Август поднялся и объявил о начале Лунного Бала. Придворные, только недавно замершие в поклонах и реверансах, мигом оживились и поспешно устроились за своими столами. До начала главного события этой ночи — времени слияния Трех Лун и объявления Лунного Вальса — было еще несколько часов, и потратить их следовало с максимальной пользой. Так что дамы и кавалеры угощались отменными винами и закусками, флиртовали, сплетничали, заводили знакомства и предвкушающе обсуждали, кто кому составит пару в таинственном Вальсе.

Эвелина, как и Эвальд, были приглашены за стол Их Величеств. Тоска кольнула в сердце графини, когда она подумала, что, сложись все по-иному. сейчас рядом с ней мог сидеть Эрнест. Но увы, слева от Эвелины устроился Эвальд, справа Леонардо, а напротив оказался сам Шамиршан, пристально разглядывавший графиню с первой минуты ее появления за столом. Неотрывный взгляд повелителя Хакардии смущал Эвелину, она боялась даже глубоко вздохнуть, и совершенно искренне не понимала, почему Шамиршан уделяет ей столько внимания. Наконец, Леонардо заметил состояние соседки по столу и добродушно заметил хакардийцу:

— Шамиршан, дружище, перестань так смотреть на девушку, а то она не дотянет до Лунного Вальса!

— С чего бы вдруг? — Их Могущество все-таки отвел глаза, и Эвелина вздохнула свободней.

— Да она под твоим взглядом куска проглотить не может! — Леонардо первым засмеялся своим словам, как удачной шутке, и все подхватили его смех. После этого разговора хакардийский правитель начал вести себя как обычно — подшучивая и подначивая соседей. — но Эвелина нет-нет, да и ловила на себя его пристальный внимательный взгляд.

А разговор за "венценосным" столом продолжался. Острых тем старались избегать, обсуждали семейные дела: Шамиршан жаловался на своих сварливых жен и наложниц, смеющиеся Август и Леонардо предлагали ему разогнать всех строптивиц и остаться холостяком. Амелия, с умилением поглядывая на сына и Александрину, заговорила о том, как она хочет внуков, но Август довольно строго оборвал жену, не позволив развивать эту тему. Дэниэль молчал почти все время но сам не вступал в разговор, лишь отвечал на прямые вопросы. Графиня Роддерик подумала, что у принца состоялось объяснение с родителями, и его молчание вызвано неудачной попыткой добиться понимания своих чувств. Принцесса Александрина тоже отделывалась общими фразами и улыбками, обращенными в основном в сторону Эвальда. Что касается последнего, то в какой-то момент дарнийский первый министр вспомнил про отсутствующего коллегу и перевел разговор на состояние здоровья герцога Берштейна.

Потому как венценосные собеседники изощрялись в шутках, придумывая, зачем бы герцогу Берштейну взбираться на Часовую башню, Эвелина поняла, что Бартоломью удалось уверить короля в том, что Эрнест случайно оступился, поднимаясь по лестнице. Возобладала вполне ожидаемая версия о тайном свидании, и Эвальд, на свою беду, пошутил, что никогда не понимал влюбленных, которые спешат на свидание, в буквальном смысле, сломя голову. Второй раз сдержать негодование Эвелина уже не смогла, да и не пыталась. Она вспыхнула и заявила, обращаясь к Эвальду:

— А я, например, никогда не понимала и не пойму влюбленных, которые и шага не сделают навстречу своей любви! А если и сделают, то только для того, чтобы вручить свою любимую другому!

Побледневшее лицо Эвальда исказилось гневом, он вскочил, но тут же сел на место, заставляя себя успокоиться. Все умолкли, глядя на сильного мужчину, пытавшегося вернуть спокойное выражение лица, на Александрину, которая побледнела почти так же, как и ее возлюбленный. Принц Дэниэль грустно улыбнулся, глядя на чужую любимую, которую считали его невестой. Королева Амелия бросила возмущенный взгляд на Эвелину, но графиня только гордо вскинула голову, не желая признавать свою неправоту. Положение спас никто иной, как Шамиршан. Хакардиец неожиданно расхохотался и заявил, обращаясь к Августу:

— Слушай, ты говорил, что у вас фей нет и никогда не было? А это тогда кто? — Шамиршан показал на графиню Роддерик, и все, наконец, заметили необычное явление, на которое поначалу не обратили внимания. Ее чудесное платье не просто сияло, оно золотистым облаком окутало графиню, защищая от нападок рассерженного Эвальда и от возмущения королевы. А сама Эвелина, окруженная золотистым чарующим светом платья, казалась сейчас не обычной девушкой, она выглядела как волшебная фея, только что прилетевшая из сказочной страны.

Удивленные, немного завистливые вздохи женщин, искренний восторг и комплименты всех мужчин, включая Эвальда, заставили Эвелину рассказать историю платья. Возможно, графиня и не стала бы откровенничать, но стоимость "белого золота" была всем известна, и Эвелина рассказала ту часть истории, которую узнала в доме Крейстонов. После такого рассказа несдержанные слова графини были забыты — женщины, сидевшие за столом, вытирали выступившие слезы, мужчины вздохнули, вспомнив погибших во время мятежа. Один только Шамиршан опять не сводил глаз с Эвелины, а потом неожиданно предложил:

— Графиня, если Вам надоест быть первой фрейлиной в Армании и захочется почувствовать себя первой феей Хакардии, я всегда готов принять Вас в лучшем своем дворце.

Сначала Эвелина растерялась, не зная, что сказать на столь неожиданное предложение, но пока Август и Леонардо подшучивали над хакардийцем, она нашлась с ответом.

— Я посоветуюсь с женихом, Ваше Могущество, и поступлю, как он скажет.

— А, так у феи есть жених… — разочарованию Шамиршана не было предела, впрочем, точно также, как и удивлению Амелии. Эвелина уже приготовилась отвечать на расспросы любопытной королевы, но, к радости графини, церемониймейстер объявил выступление лучших актеров Армании.

Когда Айвен Лунный Бродяга пел свои баллады, женщины дружно вытирали слезы, растроганные историей о влюбленных, вынужденных жить в разлуке. Графиня Роддерик, пользуясь тем, что на нее сейчас не обращают внимания, пристально всматривалась в зал, надеясь увидеть юную маркизу в зеленом платье с золотыми цветами, но не находила ни одного наряда, похожего на платье Эльзи.

За выступлениями артистов незаметно подошел долгожданный час слияния Трех Лун, и девушки поднялись со своих мест, чтобы исчезнуть ненадолго, а потом вновь появиться среди тех, кто ожидает приглашения на Лунный Вальс.

Исчезновение незадолго до Вальса было необходимо, иначе маги не успевали создать маски, скрывающие девичьи лица от приглашающих. Никто не помнил, почему так повелось, но девушки всегда выходили в масках, чтобы кавалеры не знали точно, кто именно стоит перед ними. Считалось, что только тот, кто любит по-настоящему, сможет узнать свою любимую, скрытую магической маской.

Принцесса Александрина и графиня Роддерик тоже поднялись с мест, и графиня еще успела ответить на вопрос Дэниэля, заданный нарочито небрежным тоном: "Все ли девушки будут среди ожидающих приглашения или кто-то не смог прийти?"

Эвелина поняла. что принц все время пытался найти свою Кэти, но не так и не увидел фрейлину среди гостей. И, терзаемый тревожными мыслями, Дэниэль решился спросить о ее присутствии почти открыто.

— Не сомневайтесь, Ваше Высочество, — твердо ответила Эвелина, — девушки все в зале и никто из них не пропустит Лунного Вальса.

Дэниэль счастливо улыбнулся, Амелия бросила гневный взгляд на свою первую фрейлину, но графиня Роддерик уже уходила, забрав с собой Александрину. На выходе из зала Эвелина обернулась и увидела знакомую высокую смуглянку в зелено-золотом наряде, равнодушно стоявшую среди других девушек, спешивших к выходу из зала. Сама смуглянка никуда не спешила, ей было все равно — стоять на месте или идти. Графиня Роддерик, извинившись перед принцессой, решительно развернулась и начала пробираться через толпу, приближаясь к Эльзи. Александрине пришлось самостоятельно выйти из зала, а на выходе ее встретили дарнийские фрейлины и, первым делом, высказали свое возмущение неподобающим поведением первой фрейлины Армании.