Приговоренный жених - Александр Евгениевич Владыкин
Надо думать. Хорошо бы, конечно, как-то этих ребят в узкий проход заманить, но боюсь, что это не получится. Судя по тому, как они расположились, прекрасно наши противники осведомлены о наших возможностях. Не поведутся они на наши уловки.
И какое решение? Мы можем бесконечно долго сидеть в нашей долине. Ну, пока продукты не закончатся, зима не начнется, и армия моя по домам не разойдется. Наемники могут столь же долго ждать нас в своей долине. Пока у Сиверса не истощится моя казна, из которой он им платит и продукты для них закупает. В шахматах это называется пат. И меня он категорически не устраивает. Потому что ведет он, в данном случае опровергая шахматную теорию, к мату. Причем, мне. Так как если я в темпе вальса не верну свой трон, то вера в меня пошатнется. Все тут же вспомнят, что я темный маг, а раньше так и вовсе бесполезным дурачком считался.
Можно еще было обойти эту долину другим маршрутом. Но это надо было раньше делать. Придется изрядный круг дать, да еще через горные перевалы, на которых зимние холода наступают раньше. Застрянем. Я не Суворов, который свою армию зимой через Альпы перетащил. И мои гномы с горцами, к сожалению, не его чудо-богатыри. Так что это не вариант.
Просочиться по горным тропам? Можно. Но тогда нам придется бросить обозы, бомбарды и явиться под стены моей столицы Юмиле жалкими оборванцами. И сразу сдаться. Чтобы не мучиться.
Вызвал Огюста. Была надежда, что старая сволочь сможет что-то путное подсказать. Кстати, сволочь он из-за того, что в прошлый раз, когда я его позвал с целью выучить какое-нибудь новое заклинание, он ничего мне не показал и только отпускал скабрезные шутки по поводу моего гарема. А когда я ему сообщил, что собираюсь отменить для гномов мое право первой брачной ночи, покрутил своим призрачным пальцем у такого же призрачного виска, назвал идиотом и исчез.
Вот и сейчас его совет, который он мне дал, почти не задумываясь, меня ни разу не устроил.
— Пошли вперед гномов, — сказал он. — Наемники половину из них перебьют правда, наверное, но зато распалятся и могут кинуться преследовать, когда бородатые побегут. Тут ты их со своими горцами и магией в узком проходе и встретишь.
— А если не станут преследовать? — спросил я, хотя жертвовать гномами — главным промышленным потенциалом герцогства и просто неплохими ребятами (еще бы не пили так) совсем не собирался.
— Тогда новых гномов призовешь, — ответил, нисколько не смутившись, Огюст. — Когда-нибудь да погонятся всадники за ними.
В общем, ничем Огюст мне не помог. Да и от остальных моих спутников толку мало. Даже напрягать свои извилины не стали. Есть герцог? Вот пусть он и думает, а мы потом всеверноподданейше его мудрое решение исполним. Может быть. Наверное.
В результате, не обращая внимание на протесты Изабеллы, прихватил с собой Гуннара, еще пять разведчиков и полез сам в горы, чтобы, как орел, с высоты оценить обстановку и постараться придумать что-то такое, что позволит быстро и без излишних потерь наемников с нашего пути сковырнуть и победоносный поход продолжить.
Лазили мы по кручам три дня. Все руки сбил. Ноги тоже. А уж как мои спутники устали поднимать меня на разные вершины на веревке, даже представить не могу. Да, вынужден признаться, что ни альпиниста, ни скалолаза из меня пока не вышло. Но все эти мучения были не зря. Нашел я слабую точку, в которую если грамотно ударить — наемники в такую ловушку попадут, что им либо сдаваться. Либо сдаваться. Погибать они, уверен, ни малейшего желания не имеют.
В лагерь мы вернулись, когда уже стемнело, и уставшие, как собаки. Так что удивлять подчиненных своими полководческими талантами буду завтра. А пока у меня другие планы имеются, для которых ночь как раз самое подходящее время.
— Очень меня в последнее время Элениэль беспокоит, — огорошила меня Изабелла, когда я, отмывшись и наевшись, хотел получить от жизни третью радость — саму Изабеллу. — Все эти три дня она ведет себя, как… Как какой-нибудь кадавр. Я даже на мгновение подумала, что ты ее в него и обратил. Скажешь ей что-то сделать — делает. Спросишь что-то — отвечает. Но односложно. Если нужно сказать больше, чем просто «да» или «нет», надолго задумывается. А если ее оставить в покое, то садится куда-нибудь, порой даже на голую землю, и о чем-то напряженно размышляет. И глаза такие. Знаешь? Пустые совсем.
— Завтра посмотрю на нее, постараюсь поговорить, может быть, стоит перстень ей вернуть все-таки. Глядишь, придет в себя, — меня состояние Элениэль не на шутку огорчило, но сейчас заниматься ею было уже поздно — ночь на дворе, да и Изабелла, наконец, стянула с себя платье, так что… В общем, отложил.
И зря. Потому что не успели мы перейти от взаимных ласк, по которым оба, как выяснилось в процессе, очень соскучились, к самому главному, в шатер вошла Элениэль — своей прежней стелящейся походкой и с холодным взглядом. От всего ее облика исходила явственная угроза, чему не мог помешать даже весьма откровенный наряд — гномский топик и юбочка. В ее руке поблескивало лезвие кинжала.
Глава 30
Интерлюдия. Элениэль. Решение
Изабелла не ошибалась, когда описывала состояние Элениэль как полное безразличие ко всему, что происходило вокруг. И причина этого была одна — девушка готовилась к смерти. Своей.
Еще там, когда она сидела у валуна и с ужасом думала, что из ее положения нет выхода, ей в голову неожиданно пришло решение. Она должна убить герцога Ричарда, а потом… Потом ее будет ждать неминуемое наказание от магии перстня. Какое, она не знала, так как никогда еще не случалось, чтобы эльф или эльфийка, обменявшись перстнями, убивали своего партнера или партнершу, но вполне допускала, что этим наказанием может быть смерть. И это был бы наилучший вариант. Потому что, если она останется в живых после того, что совершит, ее будет ждать позорная и мучительная казнь. На то, что ей удастся сбежать, девушка не рассчитывала. Да и не собиралась этого делать. Ничего, она, став вдовой темного мага, своими руками избавив мир от него, гордо и спокойно взойдет на костер. Почему-то ей представлялось, что именно так ее казнят.
Но лучше все-таки было бы принять
