Осколки тени и света - Мара Вересень
— Ла… Ладно, — всхлипывая, заикаясь и вздрагивая под его руками, сопела я.
— Нам тут край, понимаешь?
— По… Понимаю.
— Лучше сдохнуть вдвоем. Конечно. Отличный вариант.
— О… Очень. И не… Ты не… Ты золотко не посчитал.
— Посчитал.
— Ты!.. Ты!.. — я оттолкнула темную скотину так же сильно, как до этого за него цеплялась.
— Угу, да. И это тоже. И… Фу-у-у, всю куртку со… слезами вывозила, и-и-искорка, — сказал каланча и брезгливо оттер место истерики натянутым на кисть рукавом. Подобрал наше барахло, мое надел мне на спину, как раздраженные родительницы надевают на упрямых отпрысков теплый жилет, а чадушко мотает из стороны в сторону в порывах материнской любви, и всучил мне дубинку. — Идем.
— Куда?
— В распадок, потом за холм, и через мост. Если успеем.
— А там что? — я поежилась, оглянувшись на клубящуюся графитовую взвесь.
На уши давило тьмой. Чужой и голодной. Стылой и липкой, как старый туман в овраге, куда даже днем не заглядывает солнце.
— Не-мертвые. И вечный. Некрарх, — Ине перекосило, будто он в своей жизни ничего отвратительнее не знал.
— А если не успеем?
— У тебя есть последний аргумент.
— А у тебя?
— Ты.
Я перехватила дубинку, удивительно удобно легшую в ладонь, а темный перехватил меня.
— В случае чего, брошу тебя, ты заболтаешь его до потери ориентации, а потом тюкнеш по башке, — продолжил каланча уже на ходу.
— Поможет?
— Мне — да. Он отвлечется на тебя, а я отбегу подальше.
Я возмущенно дрыгнула ногами и обмякла.
— Ине, — тихонько сказала я. — Мне очень страшно. Как той ночью, когда ты спал и жук…
— Я знаю, огонек. А теперь — не смотри.
Я пристроила дубинку в петлю его рюкзака и послушно закрыла глаза.
Щекотная тьма и запах обволакивали. Что-то большое и сильное несло меня на плече, то ныряя в тени изнанки, то вновь появляясь. Это именноОНОпахнет горячим железом, ОНОсмотрит ртутными каплями сквозь старое зеркало, ОНОшуршит угольками в голосе и зовет меня глупым сполохом. И этоОНОпроросло сквозь меня золотистыми усиками узора, похожими на иней. Может когда-нибудь мне позволят посмотреть?
Глава 7
Если бы мы почаще так путешествовали, я была бы в Иде-Ир уже через неделю с момента заключения соглашения. До нужного нам моста над пропастью, которая была естественной границей между королевством Нодлут и Ирием, по словам каланчи, было пару дней хода, а теперь вон он, мост. За пять минут добежать. Белеющие в упавших раньше времени сумерках колонны выглядели внушительно, сам мост тонул в облаке поднимающегося со дна провала тумана, а сзади подпирала отвратная хмарь.
Некромант останавливался уже раз в четвертый. И если первые разы мы с душечкой тихонько жались в сторонке, то теперь нам сделалось любопытно, очень уж гадостная физиономия была у возькающего по земле стилусом Ине. Лопата как всегда осталась верной хозяину и подло меня выдала, сначала мерзко шкрябнула по камням, а потом подвернулась под ноги и я, споткнувшись, едва не присела рядышком. Удержалась за торчащую в петле рюкзака темного дубинку. Хорошая птичка. Свой я, пользуясь случаем, сняла — перекрутившиеся лямки натерли плечи, хоть и не пришлось своими ногами идти.
— Не лезь, — сказал темный даже не дернувшись на мою возню. — И без ваших советов обойдусь. Особенно от тебя.
Мы с душечкой переглянулись. Когда бы это я ему лезла советовать, как магичить, а лопата вообще говорить не могла. Ей нечем. Я отступила, задела лямку, в рюкзаке брякнуло.
— Хашши’ин, — прошипел каланча и дернул головой, будто отмахивался от зудящего над ухом слепня. — Исчезни.
Так-так… Кажется мы с золотцем вообще в той компашке сейчас лишние. Это ныряние в изнанку, приближающаяся тьма или очередной недосып? Не хотелось бы опять с дедушкой встретиться, когда по пятамтакоемчится. Темный сейчас был почти обычный: угольями в голосе не хрустел и плечи сталь чуть меньше, чем когда он тенью бежал. А вот алые точки из глаз никуда не делись. Зыркнул как приморозил.
— И что это будет? — вырвалось у меня.
— Сюрприз в память любимого наставника. Модифицированный “тлен”, мгновенное воздействие на плоть не-мертвого до стадии прогрессирующего разложения.
— А попроще?
— Наступит — в кисель. Жаль…
— Чего жаль? — опешила я.
— Жаль что работает только на рунной матрице и вонь запредельная. Идем. — Он поднялся. — Кажется, в этот раз пове…
Лицо будто протлело изнутри алым, а рука, которой некромант схватил меня под локоть, дернулась, пальцы сжались от прокатившей по телу судороги.
— Ине?
— Первый барьер. Я заякорил на себя, чтобы знать сколько у нас врем-м-м… Тьма! — Он схватил свой рюкзак, меня с душечкой, которую я тут же выронила, цепляясь, рванулся к мосту и снова дернулся, как от удара. Замер, поворачиваясь лицом к угрозе.
Я сползла лицом по его груди, чувствуя как начинает меняться тело некроманта, раздаваясь. Новая судорога. Резко дохнуло вонью и хрип и вопль, куда более жуткий, потому что не имел звука, обсыпал меня мурашками. В ушах зазвенело. Сердце ухнуло вниз и тут же прыгнуло под горло — взгляд придавил надгорбным камнем.
— Оно у меня за спиной, да? — просипела я.
— Прости, иначе никак.
Грань обожгла.
Я будто стояла на сильном ветру и все, что удерживало меня от падения — он, вставший на пороге. Тени стелились у ног, словно выпрашивающие подачку псы, алый свет стекал из-под полуприкрытых ресницами глаз, скулы резали лицо, белое, как снег, как мрамор могильных камней с черными и алыми венами прожилок.
Не смотри…
А сам потянулся и убрал с моего лба полыхающую огнем прядь, багровые когти задели кожу и дышать на мгновение стало нечем. Только горячее железо, от запаха которого у меня и так все сворачивалось в комок.
Я малодушно отвела взгляд. То, что толкало меня за порог, за его спиной звенело ветром, попавшим в поделку из бечевы и стеклянных трубочек.
В воздухе, будто сотканные из мириадов паутинок, хрустальными иголками инея, разбегающимися вверх и в стороны, проступали из мрака угловатые, обманчиво хрупкие треугольные крылья. Иней…Ине…
Прости, огонек.
Он протянул ладонь с тлеющими на кончиках когтями, и я подставила свою руку, всю в тонких нитках золотистых завитков. Я бы и шею подставила, попроси он меня об этом сейчас.
Темное лезвие ритуального клинка, увенчанного моей гранатовой бусиной, легло наискось, касаясь обеих наших запястий. Кожа разошлась, набухла глянцевым красным. Обжигающе…теплым. Таким…сладким-м-м…
— Свет для жизни, — шевельнула пересохшими губами я прежде, чем моя кровь бусинами скатились к нему в ладонь, мешаясь с его собственной, а когда скатилась — темные прожилки на мраморе его рук словно
