Помещицы из будущего (СИ) - Порохня Анна

- К кому? К Потоцким? – я спросила это только для того, чтобы уже не было никаких недомолвок.

- Всем, кто к смертоубийству руку приложил! – зло воскликнул Сашко. – Управляющий тоже у них на побегушках! Значит и он виновен! Кто-то в вашей усадьбе ему служит!

- С чего ты взял? Знаешь что-то? – Петр даже подался к нему в ожидании ответа. – Не бойся, говори.

- Не знаю я, но бабка моя сказала, что смерть меня ждет, ежели я в усадьбе вашей останусь, - ответил парень. – А я ей верю. Никогда она еще не ошиблась.

- Это Александр тебя по голове ударил? – спросила Таня, и он кивнул:

- Или он, или сын его приказчика, Сенька. Они вдвоем в тот день в таборе были. Бабка мне сразу сказала, чтобы я на люди не ходил, да больным прикинулся. Мол, без памяти да без сознания, чтобы больше не сунулся никто. А потом табор полыхнул… Видать такое зло у Потоцкого на меня, что уж не остановить его.

- А за что бабка твоя на нас так? Мы-то в чем виноваты? - этот вопрос не давал мне покоя.

-Да это она, чтобы на правду было похоже, чтобы поверили все в ее горе, что помер я, – Сашко мотнул головой и тоскливо произнес: - А теперь все… Опять я на виду.

- Что делать думаешь теперь? - поинтересовался Андрей и предложил: - Может, ко мне в кузнецы пойдешь? В нашем доме тебя никто тронуть не посмеет.

- Спасибо, барин, - цыган встал и поклонился ему. – Пойду. Деваться мне некуда.

- И как же быть со всем этим? – Петр задумчиво посмотрел на нас. – Если среди дворни гад затесался, так тут и жить опасно!

- Что делать? Дворню трясти! Каждого человека! – я не собиралась уезжать отсюда и прятаться. Не хватало еще! Из собственного дома!

- Да что толку трясти? Кто ж по доброй воле признается? – засомневался Петр. – Теперь неспокойно мне за вас будет, барышни. Может, все же к нам? Матушка обрадуется, точно вам говорю.

- Благодарю вас, Петр Дмитриевич, - искренне поблагодарила я его, восхищаясь отзывчивостью, которую проявляли молодые люди. – Но не пристало хозяйкам свой дом оставлять, как бы сложно ни было. Жилище, как живой организм… Наша усадьба, будто слабый, больной, изможденный человек. Ей нужна помощь.

- Как интересно вы говорите, Елизавета Алексеевна. – Петр казалось, немного удивился. – И как точно…

Но ни трясти дворню, ни покидать «Черные воды» нам не пришлось. Степан поймал того, кто пытался улизнуть из усадьбы…

Мы услышали чьи-то вопли и вышли на крыльцо, чтобы посмотреть, что происходит. Степан вел к дому… Евдокию.

Женщина упиралась, что-то доказывала ему, но мужчина не слушал, сжав ее предплечье большой рукой.

- Что случилось?! – Таня сбежала по ступенькам. – Степан, оставь ее!

Он отпустил повариху и подтолкнул к подруге.

- Как Елизавета Алексеевна приказали, так я и сделал. Вот она хотела усадьбу тайком покинуть, за огородом поймал.

- Я… я… по грибы я шла! – всхлипнула Евдокия, но ее глаза так предательски бегали из стороны в сторону…

- А собирать ты их в подол надумала? – хмыкнул Степан. – Бежала, согнувшись в три погибели. Врешь, Дунька, да не кривишься!

- Да мне что, пойти некуда?! Или я перед тобой ответ держать должна?! – женщина тяжело дышала, а на ее лбу выступили капли пота. – К полюбовнику шла!

- Не ври… ну не ври, окаянная… - Степан покачал головой и посмотрел на нас. – Чего делать-то, барышни?

- Иди, Степан. Мы сами. Спасибо тебе, - я поблагодарила его и посмотрела на повариху. – Пойдем-ка со мной.

- Куды? – она замерла на месте, вытаращив на нас глаза. – Зачем это?

- Тебе что барышня сказала?! – рявкнул на нее Петр. – Ты чего это перечить придумала?!

Евдокия снова завыла, но все же пошла за мной, медленно переставляя ноги. Я чувствовала, что дело идет к развязке. По крайней мере, нам, наконец, станет понятно, кто и в чем замешан.

Я приказала ей сесть, а сама села напротив. Нужно было сделать так, чтобы Евдокия сама призналась, если она действительно виновата. Ведь никто из нас даже не догадывался, что именно скрывала эта женщина. Я бы вообще никогда не подумала о ней как участнице страшных событий, но жизнь порой могла очень удивлять. Особенно если это касалось людей…

- Что, бежала новость рассказать, что Сашко жив? – холодно спросила я, сверля ее взглядом.

- Вы о чем это, барышня? – она сделала недоуменное лицо. – Кому рассказать?

- Так ты мне и скажи, кому. Теперь ведь чего уж скрывать? Сашко жив, Демьян много чего поведал. Интересные дела творятся, Евдокия, - я видела, что она еле держится. Женщина сходила с ума от страха. – А если сама не признаешься, я тебя на каторгу отправлю.

Если честно я не знала, как это работало здесь, но решила пойти ва-банк.

- Да за что?! – всхлипнула Евдокия, но меня было не разжалобить.

- Да за воровство. Скажу, что ты нас обокрала. Как думаешь, мне поверят или тебе?

- К Николаю Григорьевичу шла, - она опустила голову так низко, что мне был виден завиток на ее шее.

- Нежели денег посулили тебе? – я еле сдерживала злость. – За грошик продалась?

- Отец он Марфушки. Я за ним и в гроб пойду, – Евдокия медленно подняла голову. – Понимать должны, Елизавета Алексеевна. Сами ведь на мужа смотрели как…

- Замолчи! – процедила я сквозь зубы. – Даже сравнивать не смей! Имя мужа моего поганить!

От ярости у меня перед глазам появилась красная пелена. Мерзкого мужика с Павлом Михайловичем сравнивать!

- Иди-ка ты водички попей, – Таня помогла мне встать. – А я поговорю.

Глава 11

Поняв, что ей уже не отвертеться, Евдокия рассказала много интересного. Например, что толкнул меня с лестницы именно Николай Григорьевич, и он же подпилил пол на балконе. В дом этот человек был вхож, ему доверяли. И когда управляющий делал свое черное дело, повариха следила, чтобы случайно никто из домочадцев не увидел, чем он занят. Несомненно, Евдокия знала что-то об участии Потоцких во всем этом безобразии, но осторожничала, не называя имен. Глупая, доверчивая баба, да и только, а вот Николай Григорьевич действовал умышленно, по указке свыше.

- Ты хоть знаешь, для чего он это делал? – я, молча, слушала ее признания, но мне хотелось понять, как Евдокия пошла на это? Чем управляющий оправдывал свои поступки, подбивая женщину помогать ему?

- А это вы у него спросите, - ее взгляд сделался упрямым и злым. – Чего вы меня пытаете? Не знаю я ничего! Делала, что Николаша скажет, и вся недолга!

Как бы мне ни хотелось оправдать ее, списать на недалекость, но я не могла. Разве повариха не понимала, чем все это грозит нам? Понимала. И добровольно шла на преступление. Пусть Евдокия лично не вредила, но участвовала и молчала, спокойно наблюдая, как нас пытаются устранить от управления усадьбой. Причем не особо церемонясь. Нет, пусть отвечает за свои поступки. Вот только Марфушку было жалко. Девка-то ни в чем не виновата.

- Иди, собирай вещи, – Петр брезгливо посмотрел на нее. – Мы отвезем тебя в город. Расскажешь то же самое в управе.

- Я… я… не могу! – Евдокия вцепилась в стол. – На кого я Марфушку оставлю?!

- Ничего с ней не сделается. Иди, бесстыжая, чтобы духу твоего здесь не было!

Я удивленно оглянулась и увидела в дверях Аглаю Игнатьевну с Глашкой. Они, видимо, уже долго стояли здесь и все слышали. Нянюшка метала громы и молнии, а девушка испуганно жалась к ней, не понимая, что происходит.

- Ты-то чего меня судишь! – повариха резко поднялась и тряхнула головой. – Тебе-то не понять, что такое любовь! Вековухой живешь!

- Дура ты, Дунька… - тихо сказала Аглая Игнатьевна. – И за глупость свою поплатишься. Я вековухой долгую жизнь проживу да помру в своей постели, а ты, любовная-полюбовная в тюрьме сгинешь. Хороша судьбина!

Евдокия завыла, но упираться смысла не было. Я позвала Степана, и он повел ее собирать вещи.

Нам с Таней пришлось ехать вместе с ними, потому, что без наших показаний все было бы бессмысленно.