А печаль холод греет - Дайана Рофф
Джозеф с Филис успел уйти с места преступления: я их увидела уходящими за угол чужого дома, когда мои руки завязывали у меня за спиной и прижимали к капоту полицейской машины.
Они были спасены, но какой ценой?..
XX: А будущее уже наступило
Тёмные лучи, пронизав будущее, осветили своим мрачным светом всю мою последующую жизнь, на мгновенье представшую передо мною.
Нацумэ Сосэки
Оказалось, это не так уж и больно.
Пламя медленно растеклось по моим пальцам: на ощупь будто в горячее масло окунули руку. В некоторой степени это было даже приятно, если не обращать внимания на несильное жжение и не вспоминать о том, что после всего этого останутся слабые ожоги. А пламя красивое: как далёкие огоньки многочисленных машин, размытых из-за слишком большого расстояния, но при этом создающие единую красно-жёлтую картину. Моё дыхание делало огонь слегка дрожащим, точно маленький ребёнок оказался на сильном морозе и пугливо озирался по сторонам в поисках тёплого места. А не существовало больше такого места, не существовало.
Уж точно не в моём сердце.
Сигарета подожглась быстро, как будто с зажигалки, а не с собственных горящих пальцев. Так странно: ещё недавно я наблюдала за тем, как Ченс точно так же закуривал со своего же пламени, а сейчас так делала я – легко и бездумно. В груди разливалось пятно нефти, что закрывало все остальные чувства в кокон чёрной плёнкой; никотин отравлял мысли, и без того слишком вялые, чтобы что-то решать; рёбра трескались под тяжестью навалившегося бремени, разум расколот от собственного сумасшествия.
Я больна и безумна, но сейчас я как никогда нормальна.
Ты так в этом уверена?
Я слегка поморщилась от уже порядком надоевшего голоса Адлера в голове и глубоко затянулась. Как же всё осточертело.
Я тоже от тебя не в восторге, дорогуша.
Я устало вздохнула, ощущая полную апатию после того, как в меня воткнули «сыворотку равнодушия». В какой-то степени я была даже этому рада: не надо было мучиться совестью или сожалениями о том, что я натворила. Но с другой стороны, теперь я вряд ли узнаю, стала бы я вообще чем-либо мучиться после убийств трёх человек.
В этом теле слишком мало места для нас двоих.
И что же ты предлагаешь сделать?
Предлагаю тебе заткнуться и не мешать мне думать над своими проблемами.
Ехидный голос на некоторое время перестал меня отвлекать и дал мне возможность немного подумать. Только усилием воли я заставляла себя не погружаться полностью в абсолютную пустоту – казалось, что после этого не будет дороги обратно, в мир живых чувств. А думать было над чем: надо как-то решить, что делать со своей болезнью, как без меня будут жить Джозеф и Филис, что же происходило с моей памятью и психикой, откуда во снах начало появляться Закулисье, а в реальном мире – галлюцинации. Вот и сейчас я видела сквозь решётку вонючей камеры, в которую меня бросили полицейские, три силуэта людей без кожи, но в этот раз своим «голым» видом они пугали меня меньше, чем в прошлый раз. Однако кровь, стекающая с них, казалась вполне реальной…
А раньше ты что и делала, так это пыталась свалить все свои проблемы на кого-нибудь другого.
Сигарета слегка дрогнула в руках от вновь возникшего в голове безумного голоса, что постоянно растягивал каждое слово.
Я этого не помню.
Ты много что не помнишь.
Того, что помнишь ты?
Что-то да, а что-то нет. Кое-что я сам узнал.
По спине пробежал неприятный холодок, хотя вокруг не было холодно, тем более что моя неизменная кожаная куртка и «горячка» согревали меня. Но на душу всё равно как будто брызнули ледяной воды: так сразу поёжиться захотелось, скорее убрать прохладные капельки с оголённой кожи и желательно не думать о том, почему и зачем Адлер решил что-то узнавать самому.
У кого?
Не от тебя же, дорогуша. От… других.
Ядовитый смех Адлера как дятел выковыривал из меня мозг, даже сквозь полное равнодушие я ощущала медленно падающие во тьму капельки раздражения, как лекарство капало в руку больного из капельницы. Только тут – яд, катализатор моей смерти, запрещённый препарат. Даже не знала, что хуже: абсолютно ничего не чувствовать или знать, что каждая эмоция убивала меня. А в конце – всё равно смерть.
Верная своему делу Смерть.
Ты сумасшедший.
Между прочим, заметь, со стороны только ты кажешься, что разговариваешь сама с собой, а не я.
С безразличным видом я посмотрела сквозь сигаретный дым и трёх безкожных силуэтов за решётку: там тянулись ещё несколько маленьких камер, подобных мне, где-то кто-то скрёб о пол ногтем, какие-то шорохи доносились за соседней стеной, но какого-либо смотрителя или охранника поблизости не находилось.
– Да на нас никто не смотрит.
Нас.
Это словно вырвалось непроизвольно, но в то же время как само собой разумеющееся, точно когда-то давно я так часто обращалась к самой себе во множественном числе, что привычка сохранилась до сих пор. Но с чего бы это? Будь мне сейчас абсолютно не всё равно, я бы нервно поёрзала по ледяной поверхности бетонного пола, но я осталась тихо сидеть на месте, лишь в последний раз затянулась перед тем, как погасить сигарету о собственную ладонь. Я поняла, почему Ричелл любила так делать: будто в кромешной темноте взрывался фейерверк и через пару секунд гас – такова была физическая боль от горячего кончика окурка. В эти две секунды появлялась вспышка эмоции – слабой, но такой заметной на фоне моральной пустоты.
А затем – вновь мрак, тьма, равнодушие.
Вновь, вновь и вновь.
Р-а-в-н-о-д-у-ш-и-е.
– «Так и не поживёшь»8.
Элрой подошёл к моей решётки как всегда элегантно: высокий, почти идеальный, с прямой спиной и приподнятым острым подбородком. И слегка полноватый мужчина в полицейской форме рядом с ним казался полной ничтожностью по сравнению с красотой короля горящего мира. Стоило ли мне говорить, что я хотела быть королевой? Вот только тогда мне надо было принадлежать Элрою…
Ну, как такому горячему красавчику отказать?
– Я не виновата, – глухо бросила я, поднимаясь с пола и выходя из своей убогой камеры.
– Никто и не обвинял, – вежливо заметил Элрой, что-то записывая у себя в чёрном маленьком блокноте.
Будь мне не так всё равно, я бы мельком заглянула бы, что он там писал, а так лишь сухо фыркнула:
– Деньги свои считаешь?
– Нет, но скажу, что я оплатил достаточно большую сумму за твоё освобождение, – как-то даже слишком высокомерно сказал молодой человек.
– Да мне плевать чем ты там оплатил, хоть своей девственностью, – махнула я рукой, совершенно не следя за своими словами.
– Ричи тебя такому научила? Или Ченс? – с
