Вероника Мелан - Дэлл
— Я хочу помнить! — Взревел Одриард так громко, что Мак Аллертон, развалившийся в кресле со стаканом виски, поморщился. — Хочу помнить, разве ты не понимаешь?!
— Для чего? — Сенсор отряда, опершийся на захламленный бумагами стол в кабинете Чейзера, где они этим вечером собрались, сузил серые глаза. — Твое проклятье закончилось, ножа больше нет, но ты все равно считаешь себя вечно проклятым. Для чего? Ведь это твой сознательный выбор, оставаться раненым внутри.
— Это часть моей жизни, моего прошлого — да, поганая, дерьмовая часть, но она очень многое дала мне! — Дэлл залпом осушил очередной стакан, но не почувствовал ничего, кроме горечи на языке. Четвертый стакан, и никакого опьянения, что за хрень…
— Твоя злость нейтрализует алкоголь.
— Да шел бы ты… а то за***л уже!..
Халк поморщился от неоправданно жесткого ругательства, неопределенно передернул плечами и посмотрел на Мака, который пока не спешил вмешиваться в сложный диалог, считая, что специалист по психофизическим вмешательствам справится с задачей по успокоению разбушевавшегося товарища куда лучше. Но как оказалось, получалось плохо у них обоих.
— Ты изводишь мое спиртное напрасно. — Усмехнулся Аллертон, и Дэлл метнул в ответ грозный взгляд.
— Если бы оно помогало забыться, я изводил бы его куда интенсивнее.
— Ты ведь сам только что сказал, что не хочешь забываться…
— Забывать.
— И забываться тоже. Ты сам дал ей этот нож, и она сделала вполне предсказуемую вещь — использовала единственный шанс побыть с тобой какое-то время.
— Она насильно приказала стать ее Мужчиной.
— И что, ты теперь сотрешься?
Дэлл скрипнул зубами и едва снова не выругался. Им не понять. Никогда не понять.
— Знаете, вы, оба… — он опустил и наклонил голову, напоминая раненого быка, из чьего бока до сих пор торчала шпага, — когда я исполнял чьи-то прихоти, я терпел. Терпел и тогда, когда вставал против воли на колени, когда ложился в постель с тем, кого не хотел. Когда смотрел в глаза невинных людей, избивая их, когда исполнял грязную неблагодарную работу, когда по локти пачкался в чужой крови, которую не хотел пускать. Но единственное во что я верил, что однажды наступит момент, когда я сам, повторяю САМ смогу выбрать свою Женщину, и что этот выбор останется моим. Без принуждения. Понимаете, МОИМ? Но она пришла и сказала: «Теперь ей буду я», и я ничего не смог сделать, потому что сам дал ей нож…
— Скажи спасибо, что она попросила всего месяц…
— …и лишила меня права выбора. Свободного выбора, честного выбора. Выбора по любви, мать ее! — Последняя фраза прозвучала так громко, что на низком столике задрожала бутылка. — И теперь я не намерен ни прощать, ни быть снисходительным.
— Дэлл…
— Я укопаю ее по всем фронтам…
— Дэлл…
— Нет, успокойся, Мак, я сделаю это без физической силы. Даже словами бить не буду… Но ни разу, ни разу она не получит от меня поблажки. Я изотру в порошок и пресеку любые попытки сближения, красивые слова объяснений, потому что я не верю в добрые намерения того, кто не смог отступиться и ждать. Если нам было суждено сойтись, мы бы сошлись…
— Но она достаточно долго ждала, пока ты «нагуляешься» и подумаешь.
— Значит, не «нагулялся».
— А, может, ты просто слеп? — Халк всерьез рисковал, продолжая давить на больные точки, однако, он видел больше, чем опаленный обидой друг, а потому не имел права молчать. — Эта девушка оказалась единственной, кто когда-то вернул тебе нож. Она ни разу ни к чему тебя не принуждала и ничего не просила. И сделала она это только потому…
— Почему?! — Проорал Дэлл с такой яростью, что Конрад попросту не решился закончить фразу. Произнеси он слова «потому что любит тебя», и Одриард бы вошел в неконтролируемый стресс, спровоцированный битвой его собственных логических и эмоциональных заключений, а в таком состоянии люди не просто опасны, а крайне опасны. Непредсказуемы.
Халк вдохнул так глубоко, что воздух, казалось, достиг самого паха и замолчал. Отступился.
Дэлл идиот. Он пока не увидел того, что уже соединен с женщиной, вошедшей в его дом, прочной нитью, тянущейся от сердца и через расстояние. Сенсору же было достаточно и взгляда, чтобы определить под толстой коркой из спекшегося гнева отголоски чувств, наличие которых Одриард не признал бы даже под пытками.
— Все. Заканчиваем балаган. — Отрезал он жестко. — Сейчас придет Эльконто, а нам еще помогать ему с переездом склада. И ты сегодня, друг, не за рулем. Хватит мне твоих гневных вспышек, не хватало еще на дороге…
Дэлл обжег Конрада очередным злым взглядом, но промолчал.
В этот момент телефон Чейзера зазвонил. Тот, коротко ответив, поднялся с кресла.
— Все, пора. Эльконто ждет внизу.
* * *Вот она сидит на матрасе и хмуро смотрит на оставленную им на тумбе кредитную карту. Руки сложены на подтянутых к груди коленях, а взгляд настороженный и затравленный, словно у бездомного щенка.
— Здесь десять тысяч. Потратишь, придешь и скажешь, я обновлю баланс. И, конечно же, не стесняйся в средствах, теперь у тебя на поводке богатый мужчина.
Собственный голос в записи кажется чужим — надтреснутым и едким, словно принадлежит гнусному ворчливому старику, отчитывающему слугу за бесконтрольные траты. Хлопок двери, вздрагивание плеч, и она все сидит, сидит, сидит… Кажется, что лежащий на тумбе кусок пластика вызывает у нее стойкую неприязнь, жжет и причиняет дискомфорт даже на расстоянии.
А тот взгляд, смешавший в себе ненависть и боль, которым она наградила его сразу после этих слов, он помнит даже теперь.
— Что же ты… бери, иди, развлекайся. Наслаждайся жизнью.
Но девушка на пленке не слышит едких слов и не меняет позицию еще добрых тридцать минут.
Проматывая на ускоренном просмотре однотипные кадры, Дэлл, наконец, почувствовал, что опьянел. Злость, метавшаяся в теле жаркими молниями с самого полудня, не утихла, но видоизменилась, превратилась в застывшую на безветрии кислотную лужу, готовую отожрать ногу любому, кто посмеет в нее ступить. Горло саднило. Надо было меньше курить…
А вот и другая картинка — Меган идет по коридору, идет осторожно, словно не до конца уверенная, что хозяин покинул особняк и готовая при первых звуках сорваться с места, галопом унестись наверх…
В конуру.
…входит в зал, осматривается, какое-то время стоит без движения, затем направляется прочь, и теперь оживает и начинает транслировать запись камера, прикрепленная в вентиляционном отверстии на стене кабинета.
— Эй, я не разрешал тебе заходить туда!
