Три седьмицы до костра - Ефимия Летова
— Сейчас я видел ту тварь? — безэмоционально неожиданно ровно спрашивает Вилор, и мне становится еще страшнее. Но одновременно с этим вспыхивает какая-то безумная надежда. Вилор — не лас Иститор. Он другой. Он моложе, добрее, искреннее, он… просто другой.
— Только ее человеческий облик. Тень может принимать такой вид. Если захочет.
— Но как..?
— Это не… это моя тьма, Вилор. Она появилась во мне, тень… тень приходит только в новолуние, а тьма… — я набираю воздух и выдыхаю. — Она со мной всегда. Помогает мне, слушается. Может лечить людей, — не только, конечно, но об этом всё же потом.
— Я спасала жизни больных людей, Вилор! — последнее прозвучала донельзя жалко.
Он опустил взгляд на скамью.
— Что с твоей сестрой?
— Мор. Я лечила ее… она умирала.
— В объятиях твари?
— Вилор, не надо, — нет, больше я не могу оправдываться и мямлить. — Я ничего не могла изменить. Я старалась примириться с ней, приручить ее по-своему. Что еще мне оставалось?! Двенадцать лет молчания! Некому рассказать, ни одному живому существу… А потом я поехала в город и увидела твоего Гериха, который жёг людей, не задумываясь, а тьмы в них не было, ни крошки тьмы, ни капли, кому, как не мне это знать! Он жег невинных людей! Ты встаешь на путь убийцы…
— Заткнись, — резко бросает Вилор, и тьма вдруг выбрасывается наружу косматым чернильно-черным зверем. Рычит, утробно, зло, безглазо скалится.
— Убери это, — Вилор не показывает ни явного страха, ни оторопи, но теперь и его голос срывается почти на свист.
— Ты должен выслушать меня, — я не отвожу взгляда от его лица, а тьма стоит рядом, вздыбленная, ощерившаяся. Потом отступает к сестре, кладет ей на грудь лапы, а Вилора опять передергивает — от отвращения. — Выслушать до конца, так или иначе. Я… не просто так поехала в город, мне нужно было узнать правду, и я узнала. Лас Иститор… действительно убил твою мать. Он был одержим ею. Каждую седьмицу инквизитор читает проповедь в храме Светлого Неба, но его сердце обретало покой в другом храме, маленьком домике на окраине, где он все эти годы хранил вещи лассы Отавии, и рисунки, рисунки ее мертвого тела. Тела, которое он для всех искал, но на самом деле закопал в своем саду, рядом с тем домом, где мы были. Если ты позволишь мне, если поверишь, я покажу тебе всё… её останки, его рисунки, её любимого плюшевого зайца… Ты сможешь похоронить свою мать и оплакать. Её, не его!
В грозовом безмолвии серых глаз вспыхивает грозовой раскат.
— Откуда ты знаешь про зайца?
— Иститор спрятал его, закопал, а я нашла. С помощью тьмы нашла. Плюшевый заяц в штанишках… весь в крови. Прости меня, Вилор, я не хотела, чтобы ты знал, видит небо, я не хотела. Но раз все вышло так… правда наполовину — тоже ложь.
— Правда? — горько переспрашивает Вилор, чуть оступая к стене. — Я любил тебя, с первого взгляда полюбил, ребёнком ещё, восемь лет только и думал о тебе. Хотел сохранить твою чистоту. Я уже все продумал. Мы были бы вместе, Вестая… Этого ты хотела? Этого хотела тварь? Приворожить, дождаться удачного момента. Стать ближе к Старшему служителю Неба, верно? Я был так удивлен, что моя невинная светлая девочка предложила мне себя, но Небо уберегло меня от грязи тьмы, от… — он не договоривает, не оговаривается ни единым звуком, но даже так я понимаю, как и кем он хотел назвать меня.
— Я не хотела этого! — сама не замечая этого, перехожу почти на крик, захлебываюсь словами, словно речной водой — часть глотая, часть сплевывая. — Я не хотела! Ненавижу себя, ненавижу всю свою жизнь, ненавижу тьму, будь она проклята, я бы вырезала ее из себя, вырвала, ненавижу, Вилор, я хочу вернуть все обратно, Вилор, я люблю тебя, не смотри на меня так, я не хотела…
Мне кажется, что от моего крика может вспыхнуть шкура под ногами, лопнуть стекла — и что-то действительно лопается внутри, тонкое, невосполнимое, звонкое, как хрустальная паутина, как отданное демону девичество, наполняя меня сосущей головокружительной пустотой. Тьма… её больше нет рядом. Её больше нет, кажется, даже внутри. Но она, конечно, сейчас вернется, не может не вернуться, потому что Саня, Саня больна. Не может она не вернуться. Мы нужны Сане…
— Вилор, сейчас мне нужно вылечить сестру. Давай договорим обо всем утром. Я всё тебе расскажу. Про тень. Про тьму. Про Гериха Иститора.
И Вилор вдруг… так странно, тихо улыбается мне. Словно в одно мгновение все вдруг изменилось для него, словно он что-то понял. Почувствовал.
Поверил?
Он делает шаг ко мне. Неуверенный, медленный шаг — но делает. Еще и еще. И я, не в силах противиться — тоже. Утыкаюсь лбом в его грудь, ощущаю теплую, сильную руку, скользящую от спины к затылку. Немею, застываю от этой немыслимой, уже неожидаемой ласки.
— Тая…
Именно так. Не "Вестая" — Тая. Как раньше.
— Как же я раньше не понял, Тая…
Рука прижимается крепче, я отрываюсь от груди и запрокидываю голову, глядя в его лицо, которое так близко, что кружится голова.
— Мор в городе начался, когда ты приехала туда, Вестая Антария. Тогда все и началось. Мор. Череда смертей.
Мгновение — я все еще смотрю на Вилора, не понимая смысла произнесенных им слов.
А потом внезапная, резкая, лишающая сознания боль пронзает затылок, шею, расходится по телу, сжигая изнутри дотла, как молния.
Глава 34
Время тянется, я потеряла счет мгновениям и дням. Еда — ломти хлеба и иногда мясо, вода — появляются как бы сами собой во время коротких периодов болезненного мутного забытья. Уборной служит отчего-то набитое соломой ведро. Кругом одна только солома, больше ничего. Нет даже воспоминаний о том, как я приходила сюда к Вилору, как Шей пришел ко мне потом. Хотя всё это было именно здесь.
Безусловно, тьму родом из Серебряного царства не остановила бы толстая цепь от лодыжки до вбитого в стену металлического кольца — и откуда только взялась? Вероятно, специально привезена, из города. Тьму не смутили бы крепкие амбарные стены и запертая на ключ увесистая деревянная дверь.
Вот только тьмы больше нет.
И её я винить не могу. Я бы тоже ушла от себя, если бы могла. И единственное, что еще держит, заставляет есть, дышать и ждать — мысли о сестре и Таните. Даже лишённое тьмы тело излечивается быстро —
