Анна Гринь - Веер маскарада
— Какая? — тут же спросила девочка, приготовившись слушать.
Я осторожно стерла лекарство куском тряпки и вытащила из сумки бинты.
— Ну… Я не умею интересно пересказывать, — для начала уточнила я и подмигнула Орике. — Говорят, это было так давно, что уже сама земля не помнит предания. Говорят, будто бы было это не в наших краях, а далеко за морями, в далеких владениях поднебесных светил. Тогда даже Солнце и Луна были лишь юными странниками, что светили на небосклоне рядом, как два брата. Рождающиеся Звезды кружили вокруг них, согреваясь пылающим Солнцем и слушая нежную песнь Луны.
Но вот однажды среди Звезд родилась новая Дева, сверкнув, будто небывалой красоты цветок. И Солнце, и Луна полюбили это дивное создание, пожелав навеки разделить с удивительной Звездой небо. Звезда долго не могла решить, кого же из них выбрать, не обидев при этом каждого из братьев.
В конце концов, Дева пожелала быть с Солнцем, чтобы блистать в его свете, но, узнав об этом, Луна разгневался и покинул небосвод, рассорившись с братом. Братья долго спорили меж собой, пока не поделили небо на день, когда правил Солнце, и ночь, когда плел свои козни Луна.
Луна оказался столько коварен, что обманом и посулами убедил все Звезды, что им нельзя быть рядом с Солнцем, иначе однажды они сгорят и исчезнут. Даже Деву — Звезду убедил ночной владыка, и она покинула день, дабы сиять среди сестер ночью.
Тосковал по любимой Солнце, долгие дни застилали небо тучи, реками проливаясь на землю. — Перебинтовав ногу, я натянула теплые носки, примериваясь к ботинкам.
— А дальше что было? — нетерпеливо воскликнула девочка, глядя на меня широко распахнутыми глазенками.
— Вскоре Дева поняла, что Луна ее обманул, и попробовала сбежать из ночи, ставшей для нее вечной, но сестры удержали Звезду. Ночь за ночью пыталась она покинуть тьму, но у нее ничего не выходило. Но вот однажды Деве удалось вырваться и появится днем.
Она так ждала этого часа и не думала о том, что Солнце ее просто — напросто не увидит. За долгие годы среди сестер от горя и тьмы она поблекла, растеряла свой свет. Опечалившись, Дева разрыдалась, орошая землю горючими слезами. Каждый день она приходила, смотрела на Солнце, но не могла привлечь его внимание.
— Неужели он ее не заметил? — расстроилась малышка.
— Слушай дальше, — погрозила я ей пальцем и продолжила рассказывать, натягивая ботинок на здоровую ногу: — Проходили дни, пролетали ночи, и Звезда смирилась, вновь вернувшись под власть Луны. Солнце, хоть и стал черств к миру, все так же страдал об утрате, его небо часто становилось хмурым. В один из таких дней он заметил, что все реки далеко внизу сияют. Не поверив своим глазам, Солнце спустился ниже и смог увидеть, что вода сплошь усеяна серебристо — белыми цветами. Цветы на сотни тысяч голосов шептали о чем‑то, но Солнце не мог понять их языка, лишь одно слово удалось понять дневному владыке. Это было его имя, произносимое с той же любовью, что когда‑то дарила ему Дева — Звезда.
Не выдержал тогда Солнце, разгневался, забыл о договоре и перешел грань времени, вновь повстречавшись с братом. Луна, видя, как сильна любовь его брата и Звезды, смирился и отпустил Деву, взяв с нее обещание навещать сестер. Вспорхнув рядом с Солнцем на небо, Звезда ликовала. Днем ее не было видно, но возлюбленный всегда крепко держал Деву за руку.
Даже сейчас, когда посмотришь на небо, ты не увидишь возлюбленную Солнца, но ее блеск отражается в облаках, наполняя их сиянием. На рассвете и закате, когда Солнце отправляется за горизонт, можно увидеть цвет их счастья, меняющегося, но не угасающего день ото дня.
— Ух, ты! — радостно захлопала в ладоши Орика.
— Ну, а когда днем небо затянуто тучами — значит, Звезда отправилась навестить своих сестер, оставив Солнце в печали, — вздохнула я, радуясь, что история подошла к концу. — Люди, помня эту легенду, назвали цветы, подаренные Звездой нашим рекам, Память. Когда же среди нас появились легарды, то они дали цветам имя на своем языке. — Я на миг замолчала, вспоминая полное название, как оно было записано в справочнике из библиотеки Лесса. — Orika‑naa. Памятная трава. Уже люди переиначили это слово в Орикаю.
— Я не знала, — помотала головой девочка и заулыбалась.
— Теперь будешь знать. Так что у тебя с горлом? — заниматься такими мелкими делами не хотелось, но раз уж я кое‑как смогла зашнуровать ботинок на распухшей ноге, то притворяться больной не выйдет.
Девочка вскочила и в два шага оказалась возле меня, выжидательно заглядывая в глаза. Стараясь ни о чем не думать, я медленно потрогала Орику сначала за ушами, а потом под подбородком, вкладывая самый легкий импульс.
— Тепленько! — воскликнула малышка, не сдержалась и захлопала в ладоши.
— Тише, — я строго свела брови.
— Красиво, — по — детски серьезно произнесла девочка, постаравшись подавить радость. Я невольно отдернула руку, когда Орика погладила треугольник малахита в кольце.
— Это не просто кольцо, — пришлось признаться, чтобы не обидеть девочку.
— А браслетик? — Прикасаться Орикая не стала, с любопытством ткнула в серебряный дутый ободок на моей правой руке.
Я покачала головой, едва заметно улыбнулась и запустила руку в сумку, на ощупь выискивая что‑то подходящее. Знакомое покалывание скользнуло под пальцами, и я уверенно вытащила тонкий кожаный шнурок с болтающимся на нем кругляшом цитрина. В лучистом центре пластинки виднелась крохотная трещинка, у знатоков и торговцев признававшаяся изъяном.
— Ой! — воскликнула девочка, рассматривая камешек.
Пару секунд я задумчиво рассматривала амулетик, пытаясь понять, зачем Бурону понадобился Проводник.
— Этот камешек называется цитрин или еще Солнечный зайчик, Солнечный проводник. — Я без сожалений протянула амулетик девочке. — Этот камень, как говорят, способен показать верный путь и развести дурное с дороги. Недуги и болезни не отведет, конечно, но хотя бы не даст опасности вцепиться в тебя своими зубками.
Девочка с благодарностью улыбнулась и дрожащими пальчиками взяла подарок. Мне не казалось чем‑то страшным дарить чужую вещь ребенку. Уж цитрин точно не нес в себе наследия Бурона!
— А ты не видела, где тот мужчина… с глазами, как у коника? — уточнила я, вставая и пробуя собственную устойчивость. Нога в объятиях бинтов и ботинка почти не гнулась, но и не болела. Пару раз притопнув, чтобы поудобнее разместить конечность в носке, я направилась к выходу.
— Он с моим отцом на палубе болтал, когда я уходила, — сообщила девочка. — Я провожу, это там, на противоположной стороне!