Черное пламя Раграна 3 - Марина Эльденберт
Я закрыла.
Стоять вот так, вложив руки в его, так близко, было очень волнующе. Гораздо более волнующе, чем если бы мы обнаженные лежали в одной постели. Наверное.
Да что ж меня все время на обнаженку сворачивает!
Я глубоко вздохнула и сосредоточилась на ощущениях. И действительно почувствовала! Сначала искру — полыхнувшую внутри стоящего рядом мужчины. Потом искра превратилась в костер. Потом полилась глубокой спокойной и сильной рекой сквозь все его тело, набирая мощь. С каждым мгновением все больше, больше и больше я ощущала этот внутренний жар. Будоражащий, опьяняющий, естественный.
Пламя иртхана.
Огонь.
Черное пламя!
Его сила звенящей мощью рвалась наружу, и я, окунувшись в нее, вдруг поняла, что не понимаю, где мое пламя, а где его. Или это наше общее?
— Ты чувствуешь, Аврора, — это был не вопрос. Утверждение. — Теперь осторожно направь его через тело в ладони. Сначала может покалывать пальцы и кожу рук, не пугайся.
Да куда уж больше пугаться! Когда вся можешь превратиться в костерок на ножках.
Хотя что-то — что-то такое же глубинное, ураганное и естественное, как выдох дракона, подсказывало: Бен не позволит этому случиться. Рядом с ним я в безопасности. Рядом с ним я всегда в безопасности. Именно осознание этого позволило спокойно прислушаться к бурлящей внутри новорожденной реке, стремящейся впервые по-настоящему обрести свободу, и позволить ей подняться в плечи. Водопадом низвергнуться вниз к запястьям.
Ладони закололо, пальцы на миг онемели, а потом…
— Открой глаза Аврора.
Я подчинилась.
Над нашими ладонями плясало пламя. Невесомое, черное, летучее, стекающее с моих и его пальцев, сливающееся словно в понятном ему одному танце. Язычки взлетали в воздух, недолго парили и растворялись в нем без следа.
Это было красиво.
Невероятно красиво!
Но еще красивее были его глаза с вертикалью зрачков. И без того темные, они сейчас были пронизаны черными светящимися прожилками пламени, превращаясь в бесконечную, безграничную затягивающую бездну.
Все мое тело словно превратилось в живой огонь рядом с ним, и когда он мягко сомкнул наши ладони, мое пламя нехотя потянулось назад. Или его?
Неважно.
Потому что в следующее мгновение мы уже целовались, и на моем теле не осталось ни единого сантиметра, который бы не пульсировал нашими общими искрами и волнующим, жарким, чувственным предвкушением близости.
От этой близости кружилась голова, а дыхание, кажется, перестало быть моим и стало одним на двоих. Я словно парила в невесомости, как в затянувшемся тур ан лер, в котором мы по какой-то случайности оказались вдвоем. Но мы и были вдвоем, в этом танце наших тел, стремящихся стать единым целым, продолжить это бесконечное притяжение, как вдруг у меня потемнело перед глазами.
Это случилось так резко и остро, а внутри так отчаянно полыхнуло яростью, ненавистью, злобой, что я шарахнулась назад, чудом не свалившись на пол.
Это были мои чувства? Поверить не могу, что это были мои чувства!
Я только что тонула в этом мужчине, погружалась в него, как в соленую океанскую воду, и вдруг?..
— Ты что-то вспомнила, Аврора? — хмуро спросил Бен, который тоже это почувствовал.
Он коснулся пальцами губ, и в этом жесте было гораздо больше о его истинных чувствах. Настолько говорящего жеста я еще не встречала, даже если бы он сейчас признался мне в любви, встав на одно колено, это и то было бы менее проникновенно.
— Не знаю, — честно призналась я. — Это просто… случилось.
— Что ж, в любом случае, это может быть хорошим признаком. Я переговорю с Арденом и своими врачами. Пришлю их сюда, если потребуется, чтобы провели дополнительные исследования. Возможно, это станет началом твоего возвращения.
Я хотела сказать, что мне жаль, но он не позволил. Снова шагнул ко мне, взял мои ладони в свои.
— У тебя получилось. Давай закрепим успех.
Он так изящно перевел тему, что мне оставалось только подхватить. Я готовилась создавать новое пламя, хотя в глубине души понимала, что это неправильно. Нельзя оставлять все так. Даже если та, другая Аврора имела сотни тысяч причин ненавидеть его и злиться, то, что произошло сейчас — слишком жестоко и вообще не в тему. Но Бен настолько закрылся, что я еле улавливала отголоски его боли и ковыряться в этом сейчас посчитала излишним. В конце концов, у нас еще будет завтра. Завтра, когда все будет не так остро, можно будет об этом поговорить.
Не уверена, что Аврора с памятью была хорошим человеком, если она могла чувствовать так.
Это была моя последняя мысль перед тем, как он сказал:
— Сосредоточься, — а затем коснулся коммуникатора. После чего отпустил мои руки. — Да. Разумеется. Пусть общаются.
Бен снова повернулся ко мне, и я не выдержала:
— Что случилось?
— Случился Элегард, — произнес он спокойно. — Похоже, следил, когда дети выйдут из дома, чтобы пообщаться с Роа.
— Но Роа не хотел с ним общаться.
— Уже захотел.
Он говорил безразлично, а стена между нами хоть и казалась зыбкой, на самом деле это был просто непреодолимый барьер. Я его чувствовала на уровне инстинктов, чувствовала, что Бен с каждой минутой закрывается все сильнее, сильнее и сильнее.
— Ты его отец, — сказала я, — и как бы он ни сопротивлялся этой мысли, рано или поздно он это признает. Просто ему нужно время.
— Нам всем нужно время, — он кивнул. По-прежнему равнодушно настолько, что сразу становилось понятно, насколько ему не все равно. То, что пытаешься скрыть, обычно самое острое, и мне не нужна была даже парность, чтобы это понять или почувствовать.
— Бен, о том, что случилось, — я посмотрела ему в глаза. — Что бы это ни было, я его не разделяю. Ни на мгновение. Я даже не представляю, с чем это связано, но я тебя уверяю, ко мне настоящей это не имеет ни малейшего отношения. Я правда чувствую близость между нами, но…
— Но?
— Но ты прав, что нужно время. Хотя бы чтобы во всем этом разобраться. В том, что происходит с моим телом из-за черного пламени, в том, что происходит с моим сердцем из-за него же… из-за тебя.
Закат раскрасил раскаленное зингспридское небо в нежные лиловые и сиреневые оттенки, которые готовились темнеть — как всегда в этом городе крайне шустро. За его спиной вся эта привычная красота казалась мне далекой и какой-то недосягаемой, как и сам этот мужчина сейчас.
— Аврора, я понимаю, — произнес он, наконец. — Я понимаю, что задолжал тебе годы рядом с нашими детьми. А им — отца, который заботится о них, а не о