Брак во имя Альянса - Оливия Штерн
Он резко убрал руку, и я съежилась, ожидая, что боль вернется. Но ничего подобного не произошло. Мне стало тепло и легко.
– То есть Верховный стор останется?
– Пусть останется. Имя предателя ничего не значит для империи.
– А почему он себя так назвал? Это… должность какая-нибудь? Или он придумал?
– Император является Верховным стором, – пояснил девиранин, – предатель посмел назваться императором.
– Так, собственно, а в чем заключается твой вопрос?
Я повернулась и посмотрела в жемчужные глаза. Странные, такие… нечеловеческие. Глядя в них, возникало ощущение, что это существо читает тебя, словно открытую книгу. Впрочем, скорее всего, так и было.
– Ты согласна лишиться части воспоминаний? Ты согласна, чтобы мы убрали их и тому, кого ты зовешь Аэдо?
– Согласна. – Я не раздумывала. Невелика потеря, в конце концов. – Но у меня есть еще одна просьба. Важная. Мне кажется, мы заслужили.
Принц изогнул бровь:
– Я слушаю.
Набрав побольше воздуха в легкие, я сказала:
– Если вы настолько легко управляетесь с данными, могли бы вы сделать так, чтобы в реестре появилась новая идентификационная информация для Аэдо? И чтобы у него был идентификатор? Ну, чтобы мы могли спокойно жить дальше и чтобы никто нас больше не беспокоил? Ты ведь понимаешь, что, если службы Альянса узнают о том, что Аэдо был одним из девиранских медиумов, нам не дадут жить спокойно?
Мне показалось, что жемчужного сияния в глазах девиранина стало больше.
– А ты хочешь жить спокойно? – спросил он. – Уверена, что Аэдо хочет того же?
– Мы договоримся, – уверенно ответила я. И, подумав, спросила: – И все-таки… прошли годы. Почему же не был отправлен второй корабль к даториуму?
Мне показалось, девиранин поморщился – но это выражение промелькнуло быстро, как тень пролетающих птиц над водной гладью, – и уже через мгновение его лицо снова было совершенно спокойным.
– У него начались проблемы с одним из кластеров империи. И программа сбора даториума была приостановлена. Еще вопросы?
Я покачала головой. Больше вопросов не было, кроме одного: когда нас отпустят и как это будет выглядеть?
* * *
Он ушел. Через некоторое время стена вновь разошлась, и появился крабокоралл с подносом. Страж молча поставил передо мной поднос и удалился, цокая хитиновыми когтями. Я подобралась к еде, открыла крышку пластикового контейнера – и почему-то не удивилась, увидев там какие-то пророщенные семена. В других контейнерах, поменьше, я нашла специи и жидкий соус. В качестве столовых приборов мне предложили двурогую вилочку с длинными зубцами, расположенными близко. Наверное, такой вилочкой считается удобным отправлять в рот перепутанные корешками семена.
Чувства голода я не испытывала, слишком много случилось за последние часы, но полила соусом предложенную пищу и съела ее всю. Воды мне тоже дали, в продолговатом контейнере с маленькой пробкой. Я выдернула ее зубами и сделала несколько глотков, а оставшуюся воду забрала с подноса и положила в угол камеры. На всякий случай.
Страж вернулся за подносом и пустыми контейнерами, молча забрал все это и ушел. Я снова осталась одна, но конечно же это было уже не то страшное одиночество, в котором я пребывала пару часов назад.
Я закрыла глаза, привалилась спиной к упругой стене и задумалась.
Мысли были разные, но большей частью приятные. Я представляла, как мы переберемся на какую-нибудь тихую планету, где можно будет приобрести небольшой домик в красивом месте. Вспомнились ромашки, яркие белые звезды с желтыми серединками на изумрудной зелени. И реки, обязательно, чтобы реки были и озера, синие, поцелованные небом. Мы бы по утрам на веранде пили кофе. Быть может, я бы даже полюбила белый воздушный зефир. Мы бы ходили купаться на речку. Смеялись и дурачились. Мы бы наверстали всю ту радость, которую судьба у нас отняла. И когда-нибудь мой отец бросил бы наконец работу и приехал в гости. Уж не говорю о том, чтобы он остался, мне кажется, что он до конца жизни предпочтет жить в уединении. Но погостить – обязательно. А еще мы бы жарили мясо на углях, и баклажаны, и картошку. Иногда вспоминали бы все эти злоключения и просто радовались тому, что живем.
А потом два девиранина втолкнули ко мне в камеру кровать на ангравах, похожую на парящий над полом белый кокон. По периметру кокона загадочно перемигивались разноцветные огоньки и временами, словно снег, гонимый ветром, проносились голубоватые контуры неизвестных мне интегральных схем.
Я вскочила на ноги, меня закрутило в вихре внезапно нахлынувших чувств. Перед глазами все поплыло, я лишь беспомощно терла их, а слезы все набегали. Но больно мне не было – наоборот, еще никогда мне не было настолько хорошо и легко. Потому что там, на овальном ложе, спеленатый полупрозрачными языками-лепестками, весь облепленный такими же полупрозрачными пластырями, лежал Аэдо. И он дышал, я видела, сам дышал! Девиране сделали то, что для Альянса было бы невозможным. Сложнейшая операция – и человек самостоятельно дышит. Просто спит.
Я склонилась над Аэдо, жадно вглядываясь в любимые черты.
Я не искала в них человека, который ушел несколько лет назад и ушел навсегда.
Но так получилось, что, едва встретив Аэдо, я уже тогда чувствовала, что он – мой, и всегда был моим, а я – его. Так получилось, и в этом было мое… наше будущее.
Его дыхание было ровным и очень спокойным, ресницы едва заметно подрагивали. А голова… Несчастная, многострадальная голова! Ее облепили пластырями там, где раньше торчали разъемы. Мне хотелось посмотреть, что с остальными разъемами, но все тело было скрыто, и я не стала силой отдирать фиксирующие лепестки. Только протянула руку и осторожно коснулась щеки Аэдо. Погладила. Внутри чудесной огненной птицей распахивало крылья мое счастье.
И поэтому я не услышала, как ко мне подошел кто-то из девиран, дернулась испуганно, когда меня тронули за плечо. Обернулась – на меня с легкой полуулыбкой смотрел принц, имени которого я так и не узнала.
«С ним все будет хорошо. Десять часов на восстановление», – пришло сообщение.
«Даже невероятно, что вы это смогли». – Глупо пытаться скрыть удивление и восхищение.
Принц пожал плечами.
«Мы – древняя раса, намного старше вас. Мы строили каменные дома еще тогда, когда на Земле жили только цианобактерии. Мы можем почти все».
«А что вы не можете?»
Снова пожатие плечами. И немного снисходительная, высокомерная улыбка, но я не обиделась. На самом деле, все равно кто и как на тебя смотрит, когда рядом – твое счастье.
«Не можем создать что-то из ничего. Да и никто не может».
Я невольно улыбнулась, кивнула на Аэдо.
«Вы ему подчистили память?»
«Да. Как и договаривались. Теперь твоя очередь. Ты готова?»
Я еще раз посмотрела на спящего Аэдо. Как хотелось его обнять. Прижаться всем телом к нему, ощутить гладкую кожу под щекой. Заглянуть в светлые глаза, в которых так
