Марина Суржевская - Для кого цветет лори
Он встал, шагнул к двери, распахнул створку, бросил несколько слов стражам. А Оникс так и смотрела на его обнаженное тело, на широкую спину, сидя на кровати. Понимая, что он просто дает время, и что не ждет ответ. Он просто сказал это.
Я люблю тебя.
Оникс сползла с кровати, убежала в купальню, спряталась за дверью, кусая губы. Опустила ладони в прохладную воду. В голове мутилось, и от этого даже слегка тошнило. Впрочем, тошнило ее не впервые, последнее время это случалось довольно часто, и Оникс даже подумывала, что надо показаться целителю. Она услышала голоса прислужниц, что накрывали завтрак, тихий смех Рана.
В купальню заглянула Флери.
— Светлейшая повелительница? Верховный велел принести вам одежду.
Оникс кивнула, торопливо схватила платье, натянула на чуть влажное тело. Служанка коснулась ее волос, но Оникс махнула рукой — потом.
Лавьер уже сидел у небольшого столика, одетый, и при ее появлении повернул голову, настороженно всматриваясь в лицо девушки. Оникс неуверенно шагнула в его сторону. Слова Рана висели в воздухе, и раяна словно чувствовала их, дышала ими. И не знала, что сказать в ответ. Ей хотелось крикнуть, что слишком рано, что она не готова, что она растеряна! Что сама не понимает, что чувствует. Он необходим ей, как воздух. Но ей по-прежнему страшно…
Ран отвернулся, взял кусочек горячей лепешки.
— Ты будешь с маслом или медом? Или и тем и другим?
В его ладони блеснул нож. Желтый кусочек масла таял на горячем тесте. Оникс осторожно опустилась в кресло напротив.
— Открой рот, — он протянул ей лепешку, и раяна послушно откусила, проглотила, почти не чувствуя вкуса. И прижала ладонь к губам.
— Оникс? — Ран вскочил, видя, как залила бледность лицо раяны. Она скривилась, зажала ладонью рот, судорожно сглатывая слюну, а потом метнулась в сторону купальни. Но добежать не успела и вывернула содержимое своего желудка в напольную вазу.
Одним движением Ран прижал голову служанки к столу, а нож к ее горлу.
— Что ты принесла? Отвечай, тварь! — бешенство уже исказило его черты, в глазах билась тьма.
— Не убивайте! — служанка взвыла, с ужасом ощущая, как течет по шее струйка крови и понимая, что от мучительной смерти ее отделяет лишь миг. — Умоляю вас! Это не яд! Не яд! Просто…
— Что? — нажим стали стал сильнее.
— Светлейшая ждет ребеночка!
— Что? — это произнесла уже Оникс. После освобождения желудка тошнота, так внезапно скрутившая нутро, отступила, и теперь краски возвращались на лицо раяны. — Что ты сказала, Флери?
— Вы беременны, моя повелительница! — прислужница плакала, в ужасе глядя на лицо верховного. — У вас будет ребенок! Все признаки налицо, я давно заметила…
— У меня будет ребенок? — растерянно повторила Оникс. И медленно, удивленно положила ладонь на живот. Тошнота, сонливость, такие непонятные смены настроения… И женские дни, которых не было. Она думала, что это последствия всего пережитого. А теперь… — У меня будет ребенок?
Лавьер убрал руку, и прислужница сползла на пол, всхлипывая и зажимая ладонью шею. Но он ее не видел. Он больше ничего не видел. Его мир сузился до бледной девушки с белыми волосами, что стояла посреди гостиной, положив руку на живот, словно прислушиваясь.
Он сделал шаг. Оникс подняла голову.
И еще один.
Словно ведомый невидимой нитью.
Нет, не нитью. Канатом. Столь прочным, что он почти видел его. Осязал. Чувствовал. То, что связало их. Тела. Сердца. Души.
И то, что станет будущим. Неужели у него, стоящего на дне пропасти, содравшего себе кожу, раздробившего все кости и порвавшего сухожилья, все еще есть будущее?
И все оно, каждый миг, каждая крохотная минута отныне и навеки принадлежит ей. Им.
— Оникс? — голос охрип, дыхание закончилось. Все закончилось. Потому что в его выжженной пустыне из-под пепла очень робко пробивался росток. — Оникс? Это… правда?
Она облизала губы, глядя в его лицо. Раяна никогда не видела такого выражения в глазах аида. Она видела там что угодно, но такого — никогда. И даже не сразу смогла понять, что это. Что бьется в зелени его глаз?
Страх… Это был страх. Первый раз она увидела, что Ран Лавьер испугался — сильно, истово. И следом вспыхнули другие чувства, столь мощные, что Ран уже не мог их скрыть. Или уже не хотел? Недоверие, непонимание. Надежда. Горячая, обжигающая, сводящая с ума надежда.
— Оникс.
И в этом имени было столько чувства, столько смысла, столько любви, что ком встал в горле, не давая дышать.
Прислужница снова всхлипнула.
— Ребеночек будет… — забормотала она. — Мне ли не знать… у меня трое! Зачем же ножом сразу? Я сразу заметила, еще два месяца назад…
— Что ты сказала?
Лавьер повернул голову.
— Когда ты заметила признаки?
— Так еще в месяц стужи, — служанка поднялась, шатаясь и зажимая рукой окровавленную шею.
— Ты что-то путаешь, Флери, — Оникс нахмурилась. Что-то было не так. Что неуловимо менялось. Что-то хрупкое и прекрасное, прорастающие между ними. — Это невозможно!
— Два месяца? — Ран спросил тихо, но от его голоса ей стало жутко. — Ритуал Теней был месяц назад.
Он стоял, все еще сжимая в ладони окровавленный нож и Оникс вздрогнула. Ей стало страшно. Очень страшно.
— Это ошибка… Флера ошиблась…
— Целителя. Быстро. — Он снова не повысил голос, но все дернулись, как от удара. Одна из служанок всхлипнула и метнулась за дверь.
Целитель прибежал запыхавшийся, красный. И попятился, увидев лицо Верховного. Ран на него не смотрел. Он смотрел лишь на Оникс, не двигаясь с места, до белизны в костяшках сжимая рукоять ножа. Словно это была единственная опора в его мире.
И не повернул головы, даже отдавая приказ.
— Ты можешь определить, находится ли Светлейшая в положении?
— Конечно, — мужчина испуганно поднял ладони, делая пассы у живота раяны. Оникс хотелось отодвинуться, спрятаться, закрыться. Но она заставляла себя стоять. Флери ошиблась, конечно. И целитель сейчас скажет, что ее ребенок зачат лишь месяц назад… и Ран перестанет так страшно смотреть на нее.
— Поздравляю, Светлейшая, вы определенно ожидаете наследника.
— Как давно? — какой спокойный у Рана голос…
— Чуть более двух месяцев, Верховный.
— Ты уверен?
— Конечно. Это очень легко определяется, на ауре женщины появляются насечки, вот здесь, в районе пупка…
— Ты свободен.
Слишком спокойный голос. Мертвый. Нечеловеческий….
Целитель побледнел и выскочил из комнаты. Прислужницы сбежали еще раньше, пользуясь тем, что на них не смотрели. Проползли по стеночке и ринулись вон из гостиной, где уже так страшно пахло смертью…
