Расплата. Отбор для предателя - Алиса Лаврова

— Спасибо, — говорю я, и отрываю небольшую виноградину со стоящего на столе блюда. Сладкий сок кажется мне горьким, но я только теперь вспоминаю, что не ела уже целую вечность.

— Ты похожа на пугливую птицу, Адриана. Неужели я такой страшный?

— Нет, милорд, вы не страшный. Просто я не привыкла к такой чести и такому высокому обществу.

Король издает смешок, отпивает вина и откидывается на спинку кресла.

— Высокое общество? Да пусть оно провалится в пекло. Сборище лжецов, безбожников и лицемеров. Им не понять, что такое быть драконом. Они просто люди. А я — зверь.

Последнее слово он говорит тише остальных, но звучит оно глубоко и страшно.

— А ну-ка посмотри мне в глаза.

Я пересиливаю себя и заглядываю в страшные глаза короля. В их глубине пляшет огонь, который словно ищет выход. Безумный огонь, животный огонь, страшный огонь, который я совсем не хочу видеть.

— Что самое страшное в жизни, девочка? — спрашивает он и проводит своими пальцами по моим волосам. Я чувствую, как на моих локонах остается жир, но сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть от отвращения. Сейчас любое лишнее движение, любое лишнее слово может заставить этого дракона вспыхнуть, словно сухой хворост. Я вижу это в его страшных глазах зверя.

— Потерять близких — это самое страшное, — говорю я, стараясь не отводить глаз.

— И что же, теряла ты кого-то?

— Теряла моих родителей, ваше величество.

— Ну да, ну да, обнищавший род, сирота, ты и твой брат. Я помню твою историю.

— Значит, ты боишься потерять своего брата? Это то, что тебя пугает больше всего на свете сейчас?

— Конечно, — отвечаю я.

Несколько бесконечно долгих мгновений он смотрит на меня, и постепенно серьезное выражение на его лице сменяется злобной улыбкой, не предвещающей ничего хорошего.

— А у меня нет близких, — говорит он. — И для меня самое страшное совсем другое.

— Что же?

— Скука. Смертельная, безумная скука. Она разъедает меня каждый день. Встречает, как только я просыпаюсь, и как любимая жена идет со мной рука об руку целый день, а когда я ложусь спать, она идет спать со мной. Я хочу вырваться, хочу устроить пожар, разрушить полмира, сжечь город, испепелить всех и каждого, пока последние крики и стоны не затихнут. Зверь во мне ненавидит каждую минуту моего человеческого существования. Он распирает мое тело и хочет огня и веселья.

Я непроизвольно сглатываю, замирая от ужаса. Каждое слово короля отпечатывается у меня в голове, словно он не говорит, а бьет меня.

— Больше всего мне хочется свернуть тебе шею прямо сейчас и посмотреть, как ты будешь трепыхаться, издавая последний стон, — эти слова он говорит уже шепотом, приближаясь к самому моему уху. — Но перед этим разодрать твое платье и взять тебя прямо здесь, на этом столе. Вот чего я хочу. И вот в чем мой главный страх — в том, чтобы дать себе волю. Отпустить зверя и смотреть, как он будет веселиться.

Он сжимает мою шею своей огромной рукой, и всё, что я могу, — издать жалобный стон.

63

— А теперь, чего ты боишься, Адриана де Вьяр? Смерти, я полагаю?

Его голос пробирает меня до самых костей. Я уже не чувствую острого запаха пота, исходящего от него, и не вижу его лица, потому что мой взор заволакивает непроницаемая пелена. Кольцо на моем пальце начинает быстро пульсировать и, кажется, разгоняет мое сердцебиение. Оно жжет и терзает меня нестерпимой болью, словно требуя немедленно снять его, пока не стало слишком поздно. Я чувствую, что оно отбирает у меня последние силы, которые могли бы пойти на сохранение моей жизни ещё на несколько мгновений, если король не сжалится и не отпустит меня, дав мне вдохнуть...

— Одно мгновение, и тебя не будет на этом свете. Твое сердечко трепыхается, не понимая, что происходит. Твой разум не верит, что это конец. Твоя душа не теряет надежды на то, что я милосерден и не стану этого делать. Но когда ты поймешь правду, будет слишком поздно. Всегда слишком поздно, когда люди понимают правду. Одно движение пальцами — и тебя нет. Такова жизнь любого человека. Твой разум заставляет тебя думать, что это не так, что ты всё контролируешь, что впереди у тебя бесконечное будущее. Но это не так. И я хочу, чтобы ты запомнила эту минуту.

Последние его слова я уже словно не слышу, а лишь чувствую их вибрацию, проходящую через его руку, сжимающую мою шею. Я почти не понимаю его слов, и всё, о чем думаю, — как мне вырваться. Мои руки сжимают его огромную ручищу, пытаются разжать пальцы, но они словно сделаны из камня.

И когда я уже почти принимаю тот факт, что это последнее мгновение моей жизни, его хватка вдруг ослабевает, и он отпускает меня.

— Запомни эту минуту. И цени жизнь, которую подарил тебе зверь, — говорит король. А я сгибаюсь и кашляю. Всё моё тело содрогается, словно через него проходят разряды молнии. Крепкая рука короля удерживает меня, чтобы моё ослабевшее тело не соскользнуло с кресла на пол.

— Всё хорошо, малышка, всё хорошо, — говорит он и гладит меня по волосам. Зрение постепенно возвращается ко мне, и теперь я могу видеть узоры на плитах пола, тускло подсвеченные огнем свечей, редкими лучами солнца, пробивающимися через окна, и всполохами пламени от горящих каминов.

Чудовище. Проклятое чудовище. Нужно бежать отсюда, бежать со всех ног, пока он не передумал. Я пытаюсь встать, но он давит мне на плечо и поворачивает к себе. На его лице играет удовлетворенная улыбка, которая тут же сменяется твердой злобой, от которой по спине пробегают ледяные мурашки. В глазах короля полыхает огонь, и я могу поклясться, что сейчас не вижу человека, а вижу лишь дракона, безжалостного, лишенного сострадания и даже намека на любовь.

— А теперь ешь, — говорит он жестоким голосом. — Я хочу видеть, как ты ешь.

Я дергаюсь, но он крепко держит меня и вкладывает мне в руку вилку.

— Попробуй мясо, оно чудо как хорошо. Бери, я сказал!

От его