Клеймо Солнца (СИ) - Анна Пауль

Я и половины слов не понимаю, но всё равно звучит ужасно. Алан Джонс добавляет очень тихо и напряжённо:

— Мы просто переведём тебя в другое место. Примерно такое же. Так что лучше бы нам поладить.

Наверное, для тальпа это всё объясняет, но не для меня. «В другое место» слышится как «на тот свет», и я продолжаю упираться, однако это явно бессмысленно, потому что Алан, недовольно сжав губы, просто надавливает на мои плечи сильнее, вынуждая подчиниться, и эта сила толкает меня вперёд, заставляя двигаться.

Нас окружают люди в грязно-зелёной одежде. Мы проходим куда-то вперёд, покидая комнату, где я оставалась всё это время, а через некоторое время появляется дверь, и мы оказываемся в узком коридоре, освещённом тошнотворным зеленоватым светом. Браслеты жгут запястья. Меня продолжают куда-то толкать — теперь не только Алан — вперёд, но и будто с боков — другие мужчины, и я плетусь, ведомая грубой силой. Мы блуждаем по лабиринтам нездорового оттенка зелёного, наталкиваясь на новые двери, то и дело останавливаясь, и я понимаю, что меня начинает тошнить, а в глазах танцуют белые пятна. Становится всё труднее делать вдохи, и в какой-то момент я начинаю просто задыхаться.

Мужчины вокруг что-то обсуждают, задают друг другу вопросы, где-то впереди в узком коридоре звучит голос Мучителя. В ушах шумит, поэтому его слова не сразу доходят до моего сознания, а потом они вдруг врываются в него без спроса, самым грубым образом, жёстко и торжественно:

— Вот увидите, эта девочка принесёт нам свободу. Мы изменим ход истории на этой проклятой станции.

Белые пятна застилают всё вокруг, и я перестаю видеть даже неприятный зелёный оттенок, в голове пульсирует боль, и когда я невольно сжимаю веки, надеясь от неё избавиться, то уже знаю, что открыть их не получится. Я теряю сознание.

* * *

Я не знаю, сколько прошло времени: по моим ощущениям больше, чем полдня, но меньше, чем сутки. А может быть, мне так только кажется. Запястья больше не горят от холода металла, но появилась другая — новая боль. Я не испытывала её прежде, но с ней знакома — боль, когда телу не хватает энергии, чтобы залечить рану.

Открываю глаза и смотрю на свои ладони. На запястьях остались красные следы — на одной руке это похоже на мозоли, на другой скорее — на ожог. В некоторых местах кожа как будто совсем стёрлась.

Я осматриваюсь: пространство такое же безжизненное, как и прежде, белоснежные стены и пол. Передо мной — виртуальное кресло, а я лежу на чём-то, на него очень похожем. Напротив огромное зеркало на всю стену, а за преградой — Мучитель. Снова.

— Она тает на глазах.

Я не успеваю рассмотреть, кто стоит рядом с ним: поспешно отвожу взгляд, пока не раскрыла себя, но голос, хоть и звучащий приглушённо, узнаю. Это его дочь.

— Сьерра, ты разберёшься, что ей нужно, — произносит Мучитель, и они долго молчат, а я смотрю в потолок, с сожалением осознавая, что тепло кулона больше не греет грудь, а в теле почти не остаётся энергии. — Её раны перестали исцеляться. Мы должны что-то предпринять до того, как Дэннис и другие разберутся, что делать… Им нужно время. Не смотри на меня так. Мы уже обсуждали…

— И обсудим вновь! — зло прерывает Сьерра. — Если потребуется. Потому что одного раза определённо недостаточно, чтобы ты…

— Дочь, будь осторожна, — предупреждает Мучитель так тихо, что я с трудом различаю его слова. — Разговор окончен. Ты разберёшься, чем можно помочь уже сегодня.

— Это нечестно! — восклицает Сьерра, а потом говорит чуть тише: — Почему я? Я похожа на служанку для пришельцев?

«Пришельцев?» — раздаётся в моей голове эхом, но нет сил, чтобы обдумывать это.

— Есть другие кандидаты? — ехидно шепчет Мучитель, а потом добавляет уже спокойнее: — Я не вижу среди нас других женщин, которым я мог бы довериться. Ты предлагаешь мне показать этой дикарке, как нужно мыться или приводить себя в порядок?

Они думают, что я не умею мыться?!..

— У тебя есть Ребекка Олфорд, — начинает девушка, но Мучитель её прерывает:

— Я сказал, что могу довериться только тебе. Я уверен, что ты справишься. Разве я ошибаюсь?

Они молчат несколько минут, а я продолжаю заставлять себя смотреть в потолок, и в какой-то момент начинается казаться, что он раскачивается, хотя я даже не шевелюсь.

— Я сделаю это, только потому что ты…

— Твой отец, — прерывает Мучитель вновь, сам заканчивая фразу. — Ты говоришь это так часто, что я уже привык, — в его голосе вдруг звучит участливость и даже мягкость, которую услышать от него, казалось бы, просто невозможно.

— Похоже, недостаточно часто, — грустно парирует Сьерра.

Я слышу звуки шагов и открывающейся двери, но, чтобы хотя бы сесть, требуется гораздо больше времени, чем я могла бы подумать. Когда мне наконец удаётся выпрямиться, схватившись за край соседнего виртуального кресла, Сьерра стоит уже прямо передо мной. Моё тело даже не вздрагивает от страха — просто потому, что нет сил.

Её холодные глаза вблизи искрятся, как снег на вершинах Белых гор. Она осматривает меня с ног до головы медленно и придирчиво, а потом говорит мелодичным, но сухим голосом:

— Отвратительно выглядишь.

Невольно бросаю взгляд на собственное отражение, краем сознания думая о том, что, только очнувшись, сразу постаралась заглянуть за преграду. Мне плевать, как я сама выгляжу, лишь бы не терять из поля зрения моих мучителей.

Под глазами тёмные круги, цветные перья почти исчезли, остались лишь невнятные сухие палочки в волосах, пряди, сухие и безжизненные, приобрели неприятный грязный оттенок, на коже едва заметны, но уже появились сероватые пятна, грудь поднимается и опадает судорожно, будто я не умею дышать правильно.

— Неплохо бы принять душ, — говорит Сьерра.

«Принять каких душ?» — но непривычные ярко-голубые глаза обжигают холодом, и я не рискую спрашивать.

— Ты умеешь… — Сьерра