Агентство "Иллюзия". Возлюбленная для бастарда (СИ) - Гуйда Елена Владимировна

Многоликий, что нас там ждет? Захочет ли советник, который вопреки тому, что Стейна оправдали, обвиняет именно бастарда в смерти сына, с нами разговаривать? Не пожелает ли он отомстить, раз уж подвернулась возможность? Столько вопросов… И Бенджамин не спешил меня успокаивать. Он вообще молчал. Держал меня за руку и сосредоточенно о чем-то размышлял. Кажется, тоже пытался дать ответы на те же вопросы и понять, как вести себя с человеком, который тебя искренне, всем сердцем ненавидит.

Странно, но если с момента разговора с Валери Эдерсон у меня не возникало ни единого сомнения, что встреча с советником – необходимость, то сейчас стало как-то… не страшно, скорее неуютно. Ненавижу ситуации, где практически невозможно просчитать последствия каких-либо шагов. А этот именно такой. Не добавляли оптимизма и слова, которые бабуля мне сказала наедине, в моей комнате, пока я готовилась к этому визиту:

– Линда, я понимаю, что ты жаждешь разрешить эту ситуацию, хочешь закончить то, что было начало Лилит, но… Я не переживу еще одну потерю. Столько лет я лелеяла надежду, что ты жива, что я когда-нибудь смогу тебя отыскать. Эта надежда давала мне силы дожить до нашей встречи. И теперь… – она отвела взгляд: даже мысли о неблагоприятном исходе причиняли ей почти физическую боль.

И эта боль отголосками отдавалась в моем собственном сердце, заставляла его сжиматься. Признаться, я была в полном смятении. По сути, эта женщина, несмотря на то, что у нас была одна кровь, оставалась для меня чужим человеком. И как я ни старалась уложить в голове происходящее, понять, что чувствую, – не получалось. Может, для этого нужно время? И, наверное, познакомиться с ней еще раз. Узнать больше о своей настоящей семье. А именно в тот момент я была… не готова принять ее.

И вот этот страх, обеспокоенность – оказались заразными. Теперь и мне стало не по себе накануне встречи с человеком, который мог бы решить мою судьбу. Да что там, судьбу всего королевства, если не человечества.

Нужно было не спешить. Составить план, разузнать побольше про Глори. Но не успела леди Эдерсон покинуть дом Стейна, как Бенджамин снова отправился на зов его величества. И вернулся в таком состоянии, что даже вопрос не стоял, где он пропадал. А это значит, что время не на нашей стороне. Тянуть просто невозможно.

– Если ты не передумала, мы можем вернуться, – сухо и холодно напомнил мне Бенджамин, все еще не спеша открывать дверцу остановившейся у кованых ворот кареты и выходить на улицу.

Я посмотрела на него так, словно только заметила, что в карете сейчас не одна.

– Ты все еще можешь со мной не идти, – вздохнула я. Абсолютно без яда, скорее устало.

Признаться, еще не так давно я сама уговаривала его не посещать советника. Вряд ли Глори будет рад его видеть. Но Стейн упрям, как… как я. И если что-то решил, то хоть убей, а сделает так, как считает нужным.

– Ты до сих пор не поняла, что я тебя не оставлю одну ни при каких обстоятельствах? – криво и как-то грустно усмехнулся Бенджамин, глядя в окно.

И вот простая же фраза, но такая искренняя, теплая, что страх и неуверенность словно волной смыло. Он будет рядом. Он поддержит. И губы сами дрогнули в улыбке.

– Ну, тогда не вижу смысла тянуть, – преувеличенно бодро сказала я, натягивая перчатки прямо на перстень и подавая руку выпрыгнувшему на улицу хмурому и сосредоточенному Стейну.

Дверь нам открыл дворецкий, на вид немногим старше меня. Сказать, что он был удивлен визитом – ничего не сказать. Но все же справился с потрясением и пообещал доложить. И спустя несколько мгновений дом сотряс разгневанный крик:

– Да как только посмел переступить порог моего дома?! – взревел, вероятно, Глори.

Мне стало страшно. А Стейн вздохнул и произнес совершенно непонятное:

– Нужно было все же дождаться, когда Рик обеспечит нам приглашения на игру в кретс.

Я ничего не поняла и решила не комментировать это никак. Вероятно, Стейн и сам планировал нанести визит советнику, но не так скоро. И я бы обязательно обдумала все это, но на лестнице появился седой, заметно подвыпивший мужчина, и тут же в нас полетела голубоватая сетка какого-то атакующего заклинания.

И все, что я успела, – зажмуриться. Как-то совсем не так началась встреча, от которой зависела судьба всего мира.

Мгновение – и в пространстве запахло озоном. Я опасливо приоткрыла глаза и с облегчением осознала, что сетка так и висит в воздухе, переливаясь от пробегающей по ней синеватой энергии. Боги, даже уставший, мой возлюбленный поражал возможностями. Не деактивировать, не развернуть, а именно остановить такое заклинание… Выживу – попрошу несколько уроков. Дожить осталось.

Но сейчас меня интересовал именно советник. Им оказался побитый жизнью мужчина преклонного возраста, с выдающимся животом, с мешками под глазами и с опухшим носом. Седые волосы, зачесанные назад, открывали значительные залысины и глубокие поперечные морщины. К тому же было очевидно, что мужчина переживал свое горе, пользуясь не самыми эффективными успокоительными.

Что-то мне подсказывало, что разговор будет сложным.

И словно в подтверждение моих мыслей на пухлых пальцах Глори замерцало второе заклинание. В этот раз красное. И пусть я не самый сильный и уже тем более не самый образованный маг, но точно знаю – ничего хорошего это не сулит ни ему, ни нам. В первую очередь потому, что отдача должна быть такая, что Глори несколько дней в беспамятстве проваляется. В этот момент меня осенило – именно потому Стейн не перенаправил и не развеял предыдущее заклинание. Среагируй он иначе, и с относительно дееспособным советником мы смогли бы встретиться в лучшем случае завтра.

– Не стоит, – мотнул головой Бенджамин, прокомментировав попытки Глори снова атаковать.

Пискнули в коридорах слуги, торопливо попрятавшись за дверьми, зашуршали наверху гости. И только сам советник испепелял Стейна ненавидящим взглядом и продолжал собирать энергию для атаки.

Ладно. Придется действовать радикально и идти напролом.

– Лорд Глори, я хочу говорить с вами как дочь Лилит Эдерсон, – буквально выкрикнула я, привлекая внимание и на ходу стягивая перчатки.

И следом продемонстрировала перстень с красным камнем. Валери Эдерсон просветила меня, поведав, что камень краснеет, показывая принадлежность к роду Эдерсонов. Не просто принадлежность, а прямую наследную линию. Вот для чего мама отдала мне этот перстень: чтобы я могла доказать, что я Эдерсон. И, полагаю, мать-настоятельница преследовала похожие цели – выяснить, действительно ли я наследница рода Роз. Оставалось надеяться, что советник осведомлен об особенностях родовых артефактов нашей семьи.

А он был осведомлен. Не сразу, правда, смог сфокусировать на мне взгляд, но едва ему это удалось – выражение лица стало потрясенным, а контроль над заклинанием потерян. Оттого, вероятно, его хорошенько приложило собранной, но неизрасходованной энергией, и мужчина плюхнулся на пол прямо там, где стоял. Но так и не отвел взгляда.

– Быть не может, – проговорил он хрипло.

– Не вы первый мне это сегодня говорите, – увернувшись от попытавшегося меня придержать Стейна, призналась я, медленно приближаясь к старику. – Признаюсь, я сама пока не понимаю, как ко всему этому относиться. Но это действительно так – я Адалинда Лилиана Эдерсон-Гроссе, – сказала и поняла, что это и впрямь так. Правда – до последнего звука. – И мне необходима ваша помощь. Полагаю, что вы понимаете, о чем я.

Глори не сразу и слегка заторможенно, но все же кивнул. И я даже попыталась помочь ему подняться. Увы, моих скромных сил для этого оказалось недостаточно, и на помощь пришел Стейн, которого шокированный советник даже не стал отталкивать.

– Нам лучше подняться в мой кабинет, – все еще поедая меня взглядом, предложил Глори. Но бросил быстрый взгляд на Стейна и добавил: – Тебя не приглашаю.

– Я не оставлю свою невесту с вами наедине, – спокойно сказал Бенджамин.

– Если там нет лишних ушей, это будет весьма кстати, – заговорила я быстро, не позволяя разгореться скандалу снова. – Прошу вас. Боюсь, дело требует отложить вражду. И… полагаю, мы сможем вам доказать, что к убийству вашего сына Стейн не имеет отношения. Или ненавидеть невиновного для вас удобней, нежели найти настоящего виновника смерти родного ребенка?